— Положим, не давно, а четверть часа назад, — спокойно поправляет ее Кеннет.
— Какая, черт возьми, разница?! — кричит Анабелл. — Если свадьба закончилась, ты должен ехать домой, а не прохлаждаться с какими-то…
— Замолчи! — рявкает Кеннет.
— Ты ее еще защищаешь? — визжит Анабелл.
Я вдавливаюсь в кровать. Дожили! Меня почти называют распутницей и вертихвосткой, если выражаться мягко, и это в тридцать-то шесть лет, когда пора позабыть о любых проявлениях легкомыслия и начинать потихоньку готовиться к встрече со старостью.
— Кто она?! Сколько ей лет?! — захлебываясь от негодования, требует Анабелл.
— Послушай-ка… — говорит Кеннет, сильно щурясь.
— Ничего я не желаю слушать! — верещит Анабелл. — Ответь на вопросы.
— По какому праву ты разговариваешь со мной в таком тоне? — совершенно другим голосом — жестко и резко — спрашивает Кеннет.
— А по такому! — кричит та. — По праву твоей подруги, которая хочет, чтобы ей хранили верность.
Кеннет смеется.
— Подруга, очевидно, забыла, как три недели тому назад на виду у всех обнималась во дворе дома в Стейтен-Айленде с толстозадым молодцем. Или же наивно верит, что ее бойфренд никогда об этом не узнает. — Он хмыкает. — О том, чем она занималась с толстяком внутри дома, остается только догадываться.
Мгновение-другое из трубки не раздается ни звука.
— Внутри… ничем особенным, — растерянным голосом говорит Анабелл. — Это Грег, мой однокурсник, — смелее добавляет она. — Я ездила к нему за дисками, он мне их дал, а когда я собралась уходить, стал приставать. Бедняга в меня влюблен, все лелеет надежду…
— Не ври, Анабелл, — с легким пренебрежением, но почти без злости говорит Кеннет. — Если бы он просто к тебе приставал, а ты этого вовсе не желала бы, тогда бы не запускала пальцы в его вихры и не обвивала бы руками его жирную шею.
— Не такой уж он и жирный. Я бы сказала: всего лишь полноватый.
— Называй как хочешь, — безразличным тоном произносит Кеннет.
— Ладно, будем считать, что мы квиты, — примирительно бормочет Анабелл. — Собирайся и приезжай ко мне. Я тебя жду.
Кеннет приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но она опережает его.
— Кстати, а что ты сам делал в Стейтен-Айленде?
— Работал, — говорит Кеннет.
Анабелл прищелкивает языком.
— Ох уж эта мне твоя работа! Все какие-то тайны, неожиданности, игры!
— Дай бог, чтобы тебе в такие игры не довелось играть никогда в жизни, — мрачно говорит Кеннет, и я задумываюсь, кем же он работает. — В общем, так: если у нас друг к другу столько претензий, давай мирно разойдемся и на этом поставим точку.
— Что-о?! — восклицает Анабелл.