Кеннет стоит у окна и напряженно следит за моим лицом. Его вид даже сейчас, когда жажда плотской любви утолена и я разговариваю с мужем, неодолимо волнует. Я извращенка, бессовестная дрянь, циничное ничтожество!
— Не забудь завтра, когда принесут платье, дать коридорному чаевые, — говорит Джонатан.
— Да, точно, — бормочу я. — Хорошо, что ты напомнил. Я спросонья и под впечатлением всего, что случилось… — Сознаю, сколь двусмысленны мои слова и, чувствуя себя неисправимой преступницей, тяжело опускаюсь на стул. — В общем, сама я о чаевых и не вспомнила бы.
Джонатан тихо смеется и с нежной наставительностью произносит:
— Я всегда повторяю: учись быть организованнее.
— Я и учусь, — отвечаю я. — К сожалению, пока не слишком успешно.
— Да, кстати — обязательно проверь, твое ли тебе вернут платье, — советует Джонатан. — В этих химчистках, да и в гостиницах, вечно все путают. Подсунут неизвестно что, потом будет не разобраться, кто этому виной.
— Хорошо, проверю.
— Я рад, что ты развеялась, — говорит Джонатан. — Несмотря на драки и пролитое шампанское. — Усмехается. — Знаешь, это и мне пошло на пользу, — признается он.
Напрягаюсь и сажусь так, будто мне в позвоночник вставили стальной прут.
— Что?
— Твой отъезд, непродолжительная разлука, — задумчиво говорит Джонатан. — Когда я вернулся вчера с вечерней пробежки, вошел в спальню и не увидел тебя, то с новой силой осознал, насколько мне дорога ты и вообще наша семья.
Прикусываю губу. Надо бы что-то ответить, выразить признательность за супружескую любовь Джонатана, но слова застревают у меня в горле, как корки черствого хлеба.
— Я скучаю по тебе, малышка, — полушепотом произносит он.
— И я по тебе, — выдавливаю я, отворачиваясь, чтобы щеку не жег пристальный взгляд Кеннета.
— Филипп, Алан и Макс передают тебе привет, — говорит Джонатан.
— И ты им передай от меня.
— Обязательно. Завтра из аэропорта непременно позвони. Договорились?
— Ты уже будешь спать, — растерянно бормочу я. Джонатан ложится ровно в десять, и нарушить это правило не в состоянии ничто, наступи хоть конец света.
— Ничего, лягу на полчасика позже, — говорит Джонатан. — Как раз полистаю одно новое пособие. Я тебе о нем рассказывал, помнишь?
— Угу.
Вот это да! Джонатан ради меня изменяет своим незыблемым правилам, причем именно сейчас, когда фундамент нашей семьи дал трещину! Может, он о чем-то догадывается? Что-то чувствует, подозревает?
— Тогда спокойной ночи, — говорит Джонатан. — Приятных тебе снов. Люблю тебя.
— И я тебя люблю, — бормочу я, насилу двигая онемевшими губами.