Столб словесного огня. Том 2 (Гейнцельман) - страница 11

Но крылья мне ты подари!
– Корзинка полная в сортире
Припасена их… Что ж, бери!

III

И я бедняжечку с молитвой
К себе в келейку перенес
И остро выправленной бритвой
Ей крылья пепельные снес.
И труп бескрылый старушонке
Отдав, я крылия раскрыл
Как для полета и к филенкам
Входным гвоздочками прибил.
Эмблема вечная поэта,
Мечтой крылящего без крыл,
Красуйся в келии аскета
И охраняй от грязных сил
Действительности гнойноокой
Никем не торенный порог!
Вам цели более высокой
Господь предначертать не мог.
Как треугольник ока Божья,
Белейте радостно с дверей,
Напоминая сине ложе
Неискрыляемых морей;
Напоминая, что ковылья
Рубашка телу лишь конец,
Но что отрубленные крылья
Возьмет в безбережность Отец!

IV

Когда же, весь в парах от гнева,
Роняя из ноздрей огонь,
Прискачет снова с королевой
Теперь неукротимый конь, –
Я из цветов и паутины
Сплету неуязвимый шлем
И вам на радужной вершине
Одену золотой ярем…
И шлем, какого ни Меркурий
Не надевал и ни Орланд, –
Весь шорох, шелест, весь в лазури,
Весь светозарный адамант, –
Я ей, коленопреклоненный,
Певец, оруженосец, паж,
Подам предельно умиленный,
В слезах от радости. Она ж
Крылатой царственной короной
У моря голубых зеркал
С улыбкой удовлетворенной
Покроет кудри… И отдал,
Поверьте, каждый б из парящих
И жизнь и песни и крыло,
И два крыла, лазурь разящих,
Чтоб обвивать ее чело!

22 февраля Феодосия


МУКА НАСУЩНАЯ

Под окном у моей королевской конуры
Нерабатки причудливых роз, –
Хлопотливо там квахтают черные куры,
День-деньской разрывая навоз,
Потому что болото мостят мне вассалы,
Высыпая у дома помет;
Но зато так поистине царственны залы
Голубые, где дух мой живет,
Что с веселием детским пернатым мещанкам
Я бросаю задорное: ку-ка-ре-ку,
И нередко к соседских помоев лоханкам
Подливаю спитого чайку.
Но сегодня, взглянувши в рябое окошко,
Я впервые заплакал навзрыд,
Словно в сердце вкогтилася черная кошка,
Словно в горло вцепился мне стыд.
Гнилоглазый был день, и сопливые тучи
То и дело сморкались в навоз,
И на преющей, вздувшейся мусорной куче
Белокрылый сидел альбатрос
И, с опаской в глазенки хатеночек глядя,
Из-под кала клевал потроха
Собачонки издохшей: какой-нибудь дядя
Милосердный ей дал обуха.
Альбатрос, альбатрос, и в лазоревом чуде
Для крылящего жизнь нелегка,
Очевидно, и синие вечности груди,
Как у нищенки, без молока,
И насущного хлеба презренная мука
Всем равно на земле суждена,
И свободного в мире не может быть звука,
И полынию чаша полна!
И такой же ты бедный, отверженный Лазарь,
Что от брашна чужого живет,
Как и тот, кто с проклятием по пыли лазит,
Воскрыляя мечтой, как поэт!
И всё те же должны мы вертеть веретена