Андреас прошел через весь кемпинг. Даже не догадывался, куда надо идти, чтобы выйти к океану. Блуждал среди деревьев. Наконец в лесу показался просвет, и он увидел высокую дюну. Пошел наверх, утопая в горячем песке. Лишь теперь на него снова навалилась усталость. Забравшись на дюну, он оглянулся. Кемпинга больше не было видно: лишь бесконечный лес и в некотором отдалении мощный, наполовину скрывшийся в песке бункер. Бетонную крышу метровой толщины разрушили, стены исписали граффити.
Океана отсюда еще видно не было, но до Андреаса уже доносился шум прибоя. Он прошел по небольшой лощине и снова поднялся на несколько метров. Тогда он внезапно почувствовал ветер и увидел перед собой океан, а под ногами — пляж, казавшийся бесконечным и терявшийся в желтоватом мареве в обоих направлениях. Пляж был почти пустым. В нескольких сотнях метров от Андреаса люди лежали чуть ближе друг к другу. Там в песок были воткнуты голубые флаги, а на вышке сидел спасатель. В воде стояли дети, подростки, родители с детьми, целые семьи. Они стояли рядом по колено в воде перед вздымающимися и опадающими гребнями волн, словно ждали чего-то. В безбрежном океане они казались крохотными. Андреас заскользил вниз по дюне. Чем больше он приближался к воде, тем меньше становился. Он чувствовал себя очень одиноким, брошенным — чувство, которое часто появлялось у него в детстве. Повернулся на юг и стал удаляться от голубых флагов.
Люди встречались лишь по отдельности — голые загоревшие пары, лежавшие рядом или слившиеся в одно целое. Одна женщина вяло развалилась на спине мужчины, ноги свисали по бокам, выглядело это как неудавшаяся попытка невозможного совокупления. Расстояния между купающимися всё возрастали. Лишь изредка на пути Андреаса возникали замки из платков и зонтиков от солнца, казавшиеся последними островками цивилизации. Он продолжал идти. Порой навстречу ему попадались обнаженные мужчины, тогда оба отворачивались, словно им было неловко видеть друг друга. Андреас шел у самой воды, где песок был твердым, и волны сразу стирали его следы. Иногда он ступал по тонкому ковру возвращавшейся в океан волны, и ему казалось, он движется вбок. Андреас остановился и обернулся. Вокруг не было ни людей, ни знаков, ни следов. Он разделся догола, оставив лишь солнцезащитные очки, и лег на песок. Чувство одиночества становилось тем слабее, чем дальше он уходил от людей. Теперь оно исчезло вовсе. Ему казалось, он и сам перестал быть человеком. Лежал на спине и смотрел в небо, голубизна которого была такой прозрачной, что за ней он угадывал тьму и пустоту Вселенной. Ветер не утихал, шум прибоя слился в единый звук, в котором не удавалось различить всплесков отдельных волн. Надо было проводить здесь целые недели, думал Андреас, каждый день часами подставлять солнцу и ветру свое обнаженное тело, загореть, просушиться на соленом воздухе, обточиться о песок, как выброшенные на берег деревья, стать твердым и выносливым. Тогда уже ничто не сможет тебя сломить. Он заснул и проснулся. Сел и посмотрел на воду. Солнце стояло высоко. Океан немного отступил, волны стали ниже, однако ветер посвежел и набрасывался на Андреаса, гнал его прочь. Он закрыл глаза. Увидел себя и Дельфину в кафе на Елисейских Полях. Какая случайность, говорил он, а Дельфина отвечала: почему ты не приехал на вокзал? У меня сломалась машина, говорил он. Я потерял твой адрес. Фразы, которые он читал давным-давно.