.
— Что скажете, профессор Барретт? — улыбнулся он. — Похоже, в аэропорту нас будет встречать толпа народу!
Мы оставались в Танзании еще на две недели, и я понимала, что Уолли шутит, потому что круг антропологов слишком узок и событие будет удостоено всего лишь статьи в «Уолл-стрит джорнэл». Неожиданно всплыло воспоминание о моем первом прилете в международный аэропорт Лос-Анджелеса с Алексом. Я представила, что такое же широкое освещение в прессе получит появление запыленного ученого с деревянным ящиком, полным костей.
— Что-то сомнительно, — ответила я.
Уолли встал и стряхнул землю со своих шортов.
— Отнесу это Сюзи, пока она не рассердилась, — сказал он, направляясь к выходу из палатки.
Он приподнял полог и тут же опустил его, словно увидел чудо, с которым не смел встретиться лицом к лицу. Потом прищурился и вновь поднял полог.
Посреди лагеря стоял грузовичок, и Коджи, один из местных скаутов, разгружал ящики с маркировкой знаменитого парижского ресторана. Небольшая группа моих помощников с благоговейным трепетом наблюдала, как на землю осторожно выгружают ящики с лобстерами, свежие фрукты и головки сыра бри. Нечто подобное я видела лишь однажды.
Уолли вышел из палатки.
— Теперь я знаю, — пробормотал он, — есть Бог на земле.
— Бог — слишком сильно сказано, — раздался голос, — но в святые записать можно.
При первых же словах Алекса я обернулась. Он стоял в метре позади меня — вошел в палатку незаметно. Его руки явно не находили себе места, и я поняла, что он нервничает больше, чем хочет мне показать.
— Я подумал: «А что я могу привезти женщине, которая вот-вот изменит ход эволюции?» Цветы показались мне неуместными. А со времен своего последнего визита в Танзанию я помнил, что местная кухня оставляет желать лучшего…
— Ой, Алекс! — воскликнула я и бросилась ему в объятия.
Его руки прошлись по моей спине, вновь познавая мое тело. Я вдохнула знакомый запах его кожи и разгладила складочки на его одежде.
— Я думала, ты на меня сердишься, — сказала я.
— Да, я сердился, — признался Алекс. — Пока не понял, что веду себя как последний идиот. Мы могли бы поцеловаться и все забыть.
Я обхватила его лицо руками. Я чуть не лопалась от счастья, что он стоит передо мной, и недоумевала, как могла жить с пустотой в душе.
— Я прощаю тебя, — сказала я.
— А я еще не извинился.
Я уткнулась лбом в его подбородок.
— Мне все равно.
Он с нежностью наклонился ко мне. Я слышала радостные возгласы студентов, когда на улице начали вскрывать картонные коробки.
— Если это на самом деле то же, что получить награду Киноакадемии, — сказал Алекс, — то я настолько горжусь тобой, что ты даже не можешь себе представить