Несколько мгновений они стояли молча, глядя вниз на огороды, принадлежавшие обитателям Роклейна. Справа от них высилась громада собора, а внутри городских стен дома всех форм и размеров, сбившиеся в кучи, выбрасывали струйки дыма в вечернее небо, пронзенное шпилями четырнадцати церквей.
– Не понимаю я всего этого, Джон, – наконец произнесла Неста.
Он принялся объяснять ей все сложности происшедшего:
– Предположительно серебряных дел мастер собирался подать иск против Эдгара за покушение на убийство, как заявил де Ревелль, хотя я не знаю, можно ли ему верить. Потом, когда Эдгар уже готов был под угрозой пытки раскаленным железом сделать ложное признание, Николас не выдержал и признался.
Неста сжала его руку.
– Должно быть, он был очень привязан к юноше, раз отдал за него жизнь.
– Мне кажется, многие ученики пробуждают отцовские чувства в своих учителях. Как бы то ни было, чертов шериф оказался в выигрыше – он заявил, что был уверен: Николас признается до того, как Эдгара начнут пытать, но я опять ему не верю. Я считаю, что Ричарду просто повезло: ведь если бы он заклеймил Эдгара каленым железом, Джозеф вышел бы из себя и причинил массу неприятностей де Ревеллю. – Он умолк и крепче прижал Несту к себе. – Если бы аптекарь промолчал, Эдгар признался бы в том, чего не делал, и был бы осужден. Теперь вместо него у шерифа есть Николас, но, думаю, шерифу все равно, кто виноват на самом деле, лишь бы только обвиняемый был у него в руках.
Они повернулись и посмотрели поверх зубчатых крепостных стен на юг и на восток, за пределы города. Стоя на высоте почти тридцати футов, они могли видеть на несколько миль окрест, и взгляд их устремился к дорожной развилке на Топшем и Хонитон. Прямо под ними обнесенные изгородями поля спускались в небольшую долину Шитбрук,[6] названную так еще во времена древних саксов из-за сточных вод, вытекающих из-под стены и впадающих в ручей.
– В чем именно признался Николас, Джон? – спросила Неста.
– Он сказал, что всыпал экстракт аконита в вино, которое отдал Фитцосберну. Оно должно было убить его, но, вероятно, тот выпил недостаточно.
Возлюбленная Джона слегка вздрогнула, то ли от холода, то ли при мысли о том, каково это – быть отравленным.
– Получается, его так называемый тест на яд оказался фальшивым?
Джон криво улыбнулся.
– Это камешек в мой огород, любовь моя. Только такой идиот, как я, мог отнести предполагаемый яд на анализ к отравителю!
– Значит, он не давал его ни кошке, ни крысе, – сказала она.
– Нет, и его драматический жест, когда он выпил подозрительное вино, тоже был чистой воды притворством. Естественно, он заменил отравленное вино в кубке нормальным.