– Алло?
– Лена? Это Вадим.
– Ва-адик! – обрадовалась она. – Куда ты пропал? Мы должны были идти на выставку…
– Я заболел, – соврал Казаков. – Промочил ноги и схватил простуду.
– Жаль. Ну, ладно. Возьму с собой Гришину. Ты не обидишься?
– Не говори глупости…
– Как тебя угораздило промокнуть? В плохую погоду надо сидеть под крышей, – назидательно сказала Леночка. – В крайнем случае надевать калоши. Я вот в проливной дождь ни за какие коврижки на улицу не выйду!
Казаков поперхнулся и закашлялся.
– У тебя бронхит! – со знанием дела заявила она. – Врача вызывал?
– Нет…
– Обязательно вызови. Бронхит запускать нельзя.
На секунду все, что произошло в мастерской реставратора, показалось Вадиму дурным сном. Слуцкая говорила своим обыкновенным голосом, была ничуть не взволнована, не расстроена. Неужели она так безукоризненно владеет собой?
Казаков положил трубку, все еще находясь под впечатлением ее милого щебета. Убийцы так себя не ведут. А как? Как они себя должны вести?
Вадим Сергеевич снова занервничал. Он решил напиться чаю с оладьями и лечь спать. Авось утром что-нибудь стоящее придет ему в голову, и он найдет выход из положения. Он прилег на диван и включил телевизор.
Криминальная хроника…
Тьфу, все словно сговорились!
– … обнаружено тело хозяина реставрационной мастерской Христофора Граббе. Всех, кто может сообщить что-либо по данному делу, родственники погибшего просят сообщить по телефонам…
На экране появился тот самый переулок и то самое парадное, в котором прятался Вадим Сергеевич. Одетая в джинсовый костюм корреспондентка что-то рассказывала, но он перестал ее слышать. Он будто оглох.
Значит, все это ему не приснилось! Он ничего не выдумал! В тот день Лена приходила к реставратору и… убила его. И теперь… кроме Казакова, свидетелей нет. Как же быть? Что ему следует делать?
У Вадима Сергеевича волосы зашевелились на голове от ужаса.
– Вадик, будешь оладьи? – крикнула Ольга Антоновна из кухни.
Он не ответил. У него свело горло и перехватило дыхание. Он-то надеялся на благополучный исход, обвиняя себя то в бредовых фантазиях, то в болезненной подозрительности. Он выгораживал Лену, придумывал ей сотни оправданий. Но действительность не оставила ему больше лазеек для самообмана.
– Ты что, уснул? – спросила Ольга Антоновна, заглядывая в комнату сына. – Оладьи будешь?
– Какие оладьи, мама? – с мученическим выражением лица простонал Казаков. – Мне кусок в горло не полезет! Разве ты не видишь?
– Что случилось? – испугалась Ольга Антоновна. – У тебя жар? Надо вызвать врача.
– При чем тут врач? Неужели ты не можешь оставить меня в покое?! – завопил он, отворачиваясь к стене и накрывая голову подушкой.