Май две тысячи четвертого выдался влажным, но теплым. По ночам шли дожди, зато днем на небосклон обязательно вылезало солнышко. Полюбовавшись на свое отражение в лужах, оно начинало наводить на земле порядок: старательно стряхивая остатки капель, проводило теплой ладошкой по крышам, вытирало скамейки в скверах и парках. Набрав побольше воздуха в толстые щеки, оно гоняло теплый ветер по проспектам и дворам, высветляя мокрые тротуары почти до белизны. Утомившись, забиралось обратно наверх, осматривая результаты своего труда и сияя на небе довольным круглым пряником.
Еще два дня назад начальник Анатолия, заведующий кафедрой зарубежки, Леонид Николаевич Кленов, встретив его в коридоре, пригласил на свой юбилей в ресторан.
– Как-никак пятьдесят пять стукнуло, надо это дело отметить, – добродушно улыбнулся он.
– Зачем же сразу «стукнуло»? – не согласился Анатолий, – пятьдесят пять для мужчины – это так, семечки.
– Если и семечки, то как пить дать пережаренные, – покачал головой тот. – Ты еще мальчишка, тебе пока этого не понять.
– Да мне самому скоро пятьдесят будет, – откликнулся Толик.
– Эх, дружочек, мне бы сейчас твои сорок восемь, так я бы… – Кленов расправил плечи и, выпрямив спину, стал выше ростом. – Вот когда тебе исполнится, как мне, пятьдесят пять, тогда ты вспомнишь меня и скажешь: «А прав был Николаич». Знаешь, такая дата – это не стукнуло, а, скажу я тебе, шарахнуло, вот какие, брат, дела, понимаешь, маленькие, но уголовно наказуемые. Ну да ладно, ты придешь?
– Непременно, – кивнул головой Анатолий.
– Тогда послезавтра в восемь встречаемся у входа в ресторан. Только будь человеком, чтобы никаких «я за рулем» не было – гулять так гулять.
– Хорошо, обещаю, Леонид Николаевич.
– Светочке передай, что я ее тоже буду рад видеть.
– Передам.
Отмечали праздники на кафедре всегда дружно и шумно, огромной веселой компанией. Когда Анатолий только устроился на работу, эта традиция уже была; наверное, она прижилась на кафедре еще с незапамятных времен, да так и осталась, переходя от старой гвардии к новому поколению по наследству.
С одной стороны, это было хорошо. Если учесть, что сотрудников было много, да почти все они имели свою половину, то нетрудно представить, что серые трудовые будни частенько чередовались с милыми сердцу праздниками, скрашивая нелегкий педагогический хлеб.