– Ванька!!! – закричал Николай, бросаясь к машине. Упав на колени в хлюпающую лужу слякоти, он схватил друга за лицо и начал трясти. – Ванюха, открой глаза, скажи что-нибудь, ну, не дури, мы все уже испугались, будь человеком! Ванька!!!
Ваня лежал на спине, закинув назад голову и закрыв глаза. В его помертвевшем лице не было ни кровинки, а весь снег вокруг него был ярко-алым. Взяв с обеих сторон Ваню за руки, ребята волоком вытащили его из-под машины. Николай остался с ним, а Роман, сжав кулаки, двинулся к двери водителя. Николай наклонился над Иваном, рывком расстегнул молнию на куртке и стал делать ему искусственное дыхание.
– Давай, Ванек… давай… открывай глаза, черт тебя подери! – выкрикивал он, судорожно нажимая на грудную клетку. – Ты должен… не можешь же ты так… Ванька!
– Ах ты, мразь! – вдруг услышал Николай. Повернув голову, он увидел, как Роман, вытащивший водителя из кабины, пытается поставить того на ноги.
Повиснув на Роме мешком, водитель мычал что-то нечленораздельное и старался зафиксировать свой взгляд на постороннем человеке, обращавшемся с ним так бесцеремонно, но ноги его подгибались сами собой, а голова, мотавшаяся из стороны в сторону, не давала возможности сфокусироваться на чем-то определенном. Он был не просто пьян, он был мертвецки пьян и никак не мог понять, что произошло и что нужно от него этим людям.
– Бросай его к черту! – заорал Николай. – Вызывай «скорую», Ванька не дышит!
Оказавшись без опоры, водитель покачнулся и, громко икнув, стал оседать на дорогу, цепляясь руками за гладкую поверхность капота и сползая по нему, словно тряпичная кукла.
– Ребя-я-ят, все в поря-я-ядке! – глупо улыбнулся он, растягивая слова и подмигивая двумя глазами одновременно. – С Новым годом вас!
Рому трясло; выхватив мобильный телефон из чехла, он набрал номер, но короткие гудки отбоя возвестили о том, что абонент занят. Набирая снова и снова, Роман вслушивался в звенящую тишину трубки, ожидая, когда же длинный гудок даст надежду на спасение Ивана. Наконец в трубке что-то переключилось, и женский голос произнес:
– Служба экстренного вызова, говорите!
С того момента, когда окровавленное неподвижное лицо Ивана врачи «скорой» накрыли куском белой материи, больше Алена ничего не помнила. Где она, что с ней, не имело ровно никакого значения, в памяти отложились только тряские выбоины дороги; обжигающие волны боли, рвущие ее изнутри; запах несвежей медицинской клеенки и мелодия, назойливо повторявшаяся в мозгу одной и той же фразой:
Если он уйдет – это навсегда.