Снижаемся до трехсот метров и идем по линии первого зубчика громадной гребенки, которую вычертил Краснов на карте. На чистую воду легли прихотливой формы пятна плавающих льдин — будто расстелили внизу броский ситчик на весеннее платье. Ситчик морщится под напором сильного ветра, видно, как на льдинах дымится поземка.
В пассажирском салоне я в единственном числе. Сижу в первом ряду, дверь в пилотскую кабину открыта, и я вижу охваченные дужками наушников разномастные головы летчиков, их стриженные до белизны затылки — вчера по причине пурги и ничегонеделанья всем экипажем ходили в поселковую парикмахерскую. Слышу голоса летчиков, наблюдаю за их движениями, и это вроде бы приобщает меня к их трудной поисковой работе.
Самолет спускается все ниже и ниже — иначе ничего под крылом не разглядишь. Надсадно воют моторы, преодолевая напор встречного ветра. Вот самолет будто провалился в яму, сиганул вниз, потом ринулся вверх, снова вниз… Как на ухабах! Началась болтанка. Да еще какая! На такой высоте да при таком ветре без болтанки не обойтись. Меня заранее предупреждал об этом еще Шаров, выкладывая последний решающий аргумент «против».
Выглянул из кабины штурман Краснов, подмигнул мне:
— Жив?! Терпи! Поболтает на всю катушку. Дальше похлеще будет. Крепчает ветерок.
— А сколько сейчас?
— Да под сто наверняка.
— Это много?
Он весело скалит крепкие зубы:
— Хватит, чтобы не соскучиться.
Штурман уходит, но вместо него появляется в салопе бортмеханик Володя, которого прозвали «Солнышком» — за круглое белое лицо, за густые веснушки на щеках, а главное, за светлые, почти пепельные кудри на большой ушастой голове. Володя приложил свою полыхающую огнем голову к иллюминатору у противоположного борта — занял позицию наблюдателя. Тороплюсь приступить к вахте и я — прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора, взгляд бросил вниз в колючую холодную дымку над морем. Отдан приказ командира: смотреть в оба! Поиск начинается.
Наш обзор справа и слева по борту — три километра. В этих пределах предстоит отыскать в слепящей белизне плавучих льдов крохотную точечку человеческой жизни. Если у человека есть еще силы, он будет двигаться, руками размахивать, шапкой махать, чтобы привлечь наше внимание. А уж коль пластом лежит среди торосов, обессиленный, замерзший или отчаявшийся, — попробуй отыщи! А отыскать надо во что бы то ни стало!
Лед на море раскололся на части, льдины с угловатыми острыми обрезами, на чернильно-темной воде они похожи на улетающие к горизонту паруса. Их тысячи, этих льдин. На одной из них — человек. Зовут его Рультен. Ему восемнадцать. Пошел на припай поохотиться на нерпу. Вдруг с берега дунуло, будто где-то прорвало воздушную плотину. Здесь так бывает — шквал налетает внезапно. И вот прокатился над морем пушечный грохот раскалываемого льда, и темные чукотские глаза с ужасом увидели, как в двух шагах образовалась трещина, в течение нескольких мгновений превратилась в полынью — попробуй перепрыгни! И отправилась льдина в путешествие в просторы Чукотского моря во владения чукотского морского бога. Путешествие в вечность.