Такого решения Ромуальд не предвидел. Он думал, что его находка потребует целой кучи формальностей, каких-то церемоний. Захваченный врасплох, он колебался, выискивая предлог, чтобы отдалить момент расставания.
Доктор Шаваль и Людовик уже выбрались наверх и ждали Ромуальда в саду. Тот не торопился, и Людовик крикнул:
— Ты идешь?
Ромуальд наконец появился. На плече у него был торс, завернутый в старый брезент. Они направились на кладбище. Доктор Шаваль и Людовик шли впереди. Ромуальд, чтобы было удобнее, держался середины дороги.
Новость о находке уже облетела деревню, и жители смотрели на них, холодея при мысли, что Ромуальд несет кусок трупа. Шагая в ногу с Людовиком, доктор подергивал себя за усы. Он был недоволен собой. Торс женщины не давал ему покоя. Он предвидел бесконечные осложнения, упрекал себя, что не смог убедить Ромуальда в том, что это тело Жерардины, и покончить с этой нелепой историей. Мертвая перестала бы быть незнакомкой, а теперь, доктор был в этом уверен, никто никогда не узнает, кто была эта женщина, и никто не помешает ее призраку посещать деревню.
Дни и ночи, долгие западные ветры, дожди и прославленное летнее солнце залечили раны Орсиваля. Мясная лавка Людовика оделась розовой плиткой, закончена вилла доктора, за подстриженными изгородями зеленеют сады, заполнены воронки, вымощены улицы, блестят лаком двери домов, могилы на кладбище накрыты плитами, ферма Ромуальда восстановлена, она снова стала фермой. Но до сих пор неизвестно, жива ли Жерардина, и с тех пор как Ромуальд нашел женский торс, никто больше не решается говорить о ней. Ромуальд ходит, работает, ест, спит.
Первое время он регулярно ездил в город. Когда он направлялся к вокзалу, кто-нибудь всегда вспоминал о том, что Ромуальд молодой и здоровый мужчина, а в городе есть дома, полные женщин, всегда готовых приласкать. Одиночество Ромуальда вначале интриговало, затем к нему привыкли. Но однажды Ромуальд перестал ходить на вокзал. Прошло много месяцев, прежде чем это заметили, а мясник сказал: «Давненько я не видел Ромуальда».
Обо всем этом Людовик думал, подъезжая к Орсивалю. Он только что купил быка в соседней деревне. Вечерело, было тихо, как часто бывает в деревне на закате. Природа будто переводила дыхание после раскаленного дня. Шаги мясника отдавались в ночи, напоенной запахами смолы, и их равномерный стук, мирный, как дыхание спящего, придавал его рассуждениям уверенность. Так Людовик дошел до фермы Ромуальда, и ему захотелось войти. Он толкнул калитку. Никого. Он готов был уже повернуть, когда заметил, что светится подвальное окно. Он подошел, наклонился. В освещенном погребе спиной к нему сидел Ромуальд, опустив руки между ног. Вытянув шею, он внимательно смотрел на что-то в глубине комнаты. Больше, чем поза, Людовика поразила неподвижность Ромуальда. Он пытался разглядеть то, на что смотрел Ромуальд, но различил вначале лишь множество цветов и веток, затем различил среди них светлое пятно, в котором с удивлением узнал плечи, изуродованные руки, маленькие груди, выпуклый блестящий живот женского торса, похожего на тот, который Ромуальд нашел здесь более года назад. Людовик присел на корточки и увидел, что это гипсовый анатомический торс, который был выставлен в витрине городского магазина. Он стоял на полу среди ваз с цветами, которые казались блеклыми пятнами. Даже у света был мертвенный оттенок.