Я понимающе кивнул.
Я понимающе кивнул, когда дядя растолковал мне, что приятная музыка, которая встретила нас, когда мы очутились у входа в корпус тринадцать, составляет важный элемент производственного процесса. Он трижды нажал кнопку звонка. Громко прорычал зуммер. Дверь отворил угрюмый мужчина с грубыми чертами лица. Вид его вызвал у меня приступ инстинктивного отвращения. Говорят, что внешность — вовсе не обязательно зеркало, в котором отражается характер человека, но если все же есть на свете физиономия, которая бы отражала скрытое недоверие, подозрительность, злобу, так это была именно она. Тип с мрачной почтительностью приветствовал моего дядюшку и, как только дядя сделал ему знак рукой, тут же удалился.
Мы пересекли небольшой вестибюль и вошли в огромный цех. Я увидел бесконечные ряды длинных рабочих столов, за которыми сидели сотни людей — нет, скорее детей. Странно низко склонившись над столами, они напряженно занимались склеиванием бумажных пакетов. Какой-то неясный ропот сопровождал их работу. Нас увидели. Многие полуобернулись в нашу сторону или смотрели искоса, наклонив головы и раскрыв рты. Иные с любопытством уставились взглядом по-рыбьему выпученных глаз.
«В этом и пяти следующих цехах работают те, кто еще в состоянии выполнять и координировать самые простые операции. Например, склеивать бумажные пакеты. В цехах от седьмого до двенадцатого работа еще проще, так сказать, последняя степень полезной простоты».
Музыка постепенно утихла, и внезапно громкие взрывы смеха прокатились по залу, обрушась на ссутулившиеся фигуры сидящих. Мои губы стали непроизвольно растягиваться в улыбку. Дебилы реагировали громким, отрывистым хохотом, сквозь который прорывались то хриплые выкрики, то жутковатое подвывание. Мы не спеша прошли дальше. Почти у самого выхода сидела очень худая, долговязая девушка с маленькими птичьими глазками. Она тоже смеялась, но как-то беззвучно и невесело. Я почувствовал, как глубоко внутри у меня что-то защемило, но тут залпы смеха слились в настоящий ураган. Толстый круглолицый подросток вдруг замахал руками, будто крыльями, и свалился со стула, вызвав этим еще большее оживление. Одни смеялись, упав головой на руки, другие нелепо трясли плечами. Воспитатель тоже принял участие в общем веселье. Вертикальные кожаные складки его лица слегка раздвинулись, натянув сухожилия шеи. Открывая нам дверь, он заметил, что этот толстячок повторяет свой номер на каждом сеансе. Он здесь вроде клоуна, добавил воспитатель.
«Сеансы смеха поднимают у рабочих настроение, — объяснил мне дядя. — Это отличный моральный стимулятор. Собственно, все они — очень жизнерадостный народец, ей-богу. Они даже умеют петь».