– Давай уйдем, – прошептала она, но он не услышал, поскольку уже торговался с продавцом.
Эльзе стало стыдно, ей хотелось провалиться сквозь землю. Ей казалось, что она сама стала объектом торговли.
В этот момент собачонка, до сих пор мирно сидевшая под прилавком, подняла лай. Она увидела другую собаку, покрупнее, которая вместе с хозяином шла мимо прилавка, и словно взбесилась. Она подпрыгивала и лаяла как бешеная.
В этом шуме невозможно было торговаться, и продавец, выйдя из себя, дал собаке такого пинка, что она от страха перестала лаять, отлетела в сторону и осталась лежать на асфальте, распластавшись, как речная камбала.
Потребовалось не больше секунды, чтобы Амадеус потерял контроль над собой. Он уронил браслет на стол, бросился на продавца и ударил его. С такой силой, что Эльза услышала, как у того хрустнула челюсть.
Продавец, не ожидавший подобного, упал на землю.
Амадеус бил его снова и снова – в живот, в грудь, по плечам, по лицу.
– Перестань! – закричала Эльза – Ты что, с ума сошел? Амадеус, прекрати!
Но он не останавливался. Он не слышал того, что творилось вокруг, и словно в опьянении продолжал наносить удары.
– Ты что, хочешь убить его?
Эльза бросилась к нему, пытаясь оттащить от лежащего на земле продавца, у которого уже кровь лилась из носа, но с таким же успехом она могла бы попытаться оттащить в сторону слона. В ярости у Амадеуса просыпались невиданные силы.
Теперь уже вмешались прохожие. Но он успел дать продавцу пинка, прежде чем его самого швырнули на землю так, что он еле поднялся.
Это привело его в чувство. Эльза схватила его за руку.
– Идем! Быстрее идем отсюда!
Она тащила его через толпу, которая двигалась вдоль прилавков, и слышала, как итальянцы кричат им вслед «stronzo, cazzo, sporcaccione» [97].
– Ты же его чуть не убил, – сказала она, когда они прошли три улицы.
– Еще чего.
Это был его единственный комментарий.
Эта неожиданная вспышка ярости напугала Эльзу. Она словно посмотрела на него со стороны, и он вдруг показался ей чужим. Намного более чужим, чем в первый вечер, когда он как сумасшедший играл на рояле и обнаженный стоял возле окна.
Когда они вышли с рынка, он обнял ее и крепко прижал к себе.
Но в тот последний вечер, на прощальном ужине в Асциано, он был таким нежным, тихим и спокойным, что Эльзе даже не верилось, что он может быть другим.
– Я клянусь тебе, что вернусь, – прошептал он и взял ее за руку. – Я тебе клянусь!
Она кивнула ему и улыбнулась, хотя и сомневалась, что ему можно верить.
– Я живу один, у меня нет подруги, нет никого, кто бы меня ждал и кем бы я интересовался. У меня есть только ты. Почему бы мне не вернуться?