Он позвонил ей в теннисный клуб в «Гранд-Сентрал».
— Джоанна, ты можешь говорить?
— Да.
— Я принял решение, Джоанна. Я не собираюсь ни сейчас, ни в будущем, ни в этой, ни в какой другой жизни дать тебевозможность забрать Билли. И ты не сможешь переубедить меня ни словами, ни поступками. Я не отдам его тебе.
— Тед…
— Мы говорим на разных языках. Но, надеюсь, я выразился достаточно ясно.
— Тед, меня нельзя было считать плохой матерью. Просто я не могла больше выносить такую жизнь. И я знаю, что теперь мне многое под силу.
— И просто предоставила нам возможность подождать, пока ты это осознаешь? Ну, ты и штучка. Ты порхаешь туда и сюда…
— Я в Нью-Йорке. И я тут обосновалась.
— Чтобы произвести лучшее впечатление во время слушания? Джоанна, ты хочешь быть матерью? Так будь ею. Выходи замуж, заводи детей. Можешь даже не выходить замуж и иметь детей. Словом, делай, что хочешь. Только оставь меня в покое. И оставь в покое моего ребёнка.
— Я дала ему жизнь. Он и мой ребёнок…
— Ты предпочла забыть об этом, насколько мне помнится.
— Я даже дала ему имя! Билли — это имя придумано мной. Ты хотел назвать его Питер или как-то ещё.
— Это было сто лет назад.
— Ты по-прежнему будешь видеться с ним.
— Да. Каждую ночь во сне. Передай своему адвокату, что я сказал.
— Что я должна ему сказать? Что мы увидимся с тобой в суде?
— Это зависит от тебя. И вот что я тебе скажу. Если ты пойдёшь в суд, то проиграешь дело. Ты не одолеешь меня, Джоанна.
Он надеялся, что она отступится от своего замысла, если увидит, какой он преисполнен решимости. Один раз она привела его в растерянность, когда ушла от него. Теперь он надеялся, что она снова оставит его.
Если после этого нелёгкого разговора Тед Крамер надеялся получить компенсацию в виде послушного вежливого ребёнка, то, уговаривая его пойти спать, он услышал от него только: «Папа, да перестань!» Но потом Билли выскочил из своей спальни и, не в виде извинения, а просто как часть незавершённых дневных процедур, поцеловал отца в щёку, сказав: «Я забыл поцеловать тебя на ночь. То есть, ты поцеловал меня, а я тебя нет», — и направился обратно к себе, оставив растроганного Теда, который представил себе, что так он будет вести себя до подросткового возраста, а он будет ждать его поцелуев; ему оставалось лишь надеяться, что его слова оказали на Джоанну воздействие или же она передумала, представив себе, как отчуждённо от неё будет держаться ребёнок в зале суда.
— Я могу потерять эту чёртову работу? Провалиться мне на месте!
— Прости, Тед, — сказал О’Коннор. — Это я тебя сюда притащил.