Адвокат истицы использовал возможность для ещё одного последнего обращения к ответчику.
— Мистер Крамер, в самом ли деле ваш ребёнок едва не потерял глаз, когда был на вашем попечении?
На какое-то мгновение Тед просто не понял вопроса. Они подняли историю с тем несчастным случаем!
— Я говорю, мистер Крамер, правда ли, что ребёнок поранил себя» когда был с вами и у него навсегда остался шрам?
На свидетельском месте Тед Крамер ощутил физическую слабость» ему стало плохо. Он посмотрел на Джоанну. Она держала подбородок на ладонях, закрыв руками глаза.
— Возражаю» ваша честь. Советник задал вопрос, который не имеет значения для настоящего слушания.
— В то время когда ребёнок находился на попечении ответчика, он сильно порезал себе лицо, на котором теперь остался шрам.
— Редакция вашего вопроса позволяет предположить» что речь идёт о преступном небрежении» советник?
— Да, ваша честь.
— Понимаю. Ну что ж, вам виднее. Есть ли у вас какие-то свидетельства, подтверждающие, что мы в самом деле столкнулись с преступной небрежностью?
— Нет, ваша честь, но тем не менее…
— В таком случае будем считать это несчастным случаем, советник, пока вы не докажете обратного.
— Собирается ли ответчик отрицать, что ранение ребёнка имело место?
— Я предпочёл бы прекратить эту линию допроса, советник.
— В таком случае я завершаю свои вопросы.
Тед сошёл со свидетельского места, по-прежнему не чувствуя под собой ног. Он медленно подошёл к Джоанне и остановился перед ней:
— Это предельно низко, Джоанна. Так низко…
— Прости, — сказала она. — Я только мельком упомянула об этом. Я представить себе не могла, что эта истории будет пущена а ход.
— Вот как?
— Верь мне, Тед. Я никогда бы на обратила её против тебя. Никогда.
Но она уже не могла управлять ходом событий. У обеих сторон были свои адвокаты, которые выбирали свою тактику, и она, вместе с адвокатами, существовала отдельно от них. И теперь обе стороны причинили боль друг другу и испытывали боль.
Слушание дела об опеке над ребёнком завершилось заключительными выступлениями адвокатов, которые постарались выпукло преподнести ключевые моменты, говорящие в пользу их клиентов. Ни ответчик, ни истица больше не проронили ни слова а этом зале; они не обращались ни к судье, ни друг к другу. Адвокат истицы говорил о материнстве, «этой уникальной животворящей силе, — сказал он, — сравниться с которой на земле ничего не может». Как часть своих доказательств он привёл утверждение, что «неестественно отделять такого юного ребёнка от его матери, как неестественно продолжать ребёнку пребывать с отцом, когда не подлежит сомнению, что мать может великолепно его воспитывать, она может и готова дать ему всю любовь и заботу, на которую только способна мать». Адвокат же ответчика говорил о силе отцовских чувств. «Отцовская любовь могущественнейшая эмоция, — сказал он. — Она не уступит по своей глубине материнской любви, как мы убедились из показаний в этом зале». Особое внимание он уделил чувству отцовства, свойственного именно Теду Крамеру. «Было бы жестоко и несправедливо решить дело не в его пользу, — сказал он в завершение своего выступления. — Ребёнок должен остаться в тёплом уютном доме рядом с любящим отцом, человеком, чьё право на воспитание ребёнка доказано всей его жизнью».