— Пока жив, — произнес Блинов с трагической, но очень выверенной, интонацией. — Жене сообщили?
— Маргарита Леонидовна приедет вместе с Александром Леонидовичем и Петром Виленовичем. Вы не волнуйтесь, они знают, что вы не при смерти. Слава Богу, что все так обошлось, Владимир Анатольевич. Ребят ваших, конечно жалко.
Он повернулся к Сергееву, посмотрел на него уже без служебного выражения лица, но с явным уважением.
— Вы Анатольевича из тачки вытащили?
— Было дело, — сказал Сергеев. — Откуда знаешь?
— ГАИшники прояснили — они около забора прыгали, пока «мерс» разгорался. Вас видели, как вы шефа из салона выдираете. А потом, когда ё… — он покосился на Блинова, словно тот был институткой или барышней на выданье и материться при нем было грешно, и поправился. — Ну, когда тачка рванула, они увидели, как вы летите в обнимку и подумали, что все — конец.
— Он, Васильевич, не только меня из салона вытащил, — вмешался Блинчик, — если бы не он, гореть бы мне от первого выстрела. Он сообразил, что будут стрелять и успел скомандовать. И руль, когда Сашу убило, он перехватил. Если бы не он, меня бы с вами уже не было.
Может быть, Сергееву показалось, а, вполне возможно, и нет, но мысль о том, что Владимир Анатольевич мог покинуть этот прекрасный мир, не вызвала у Васильевича должного приступа ужаса и неконтролируемой скорби. Вполне объяснимая реакция профессионала, который служит другому хозяину, но знает правила игры. И эта сдержанность реакций внушала Михаилу уважение к гостю: быть слугой и быть слугой двух господ — разные вещи.
— Счастлив ваш Бог, Владимир Анатольевич! — он еще раз внимательно посмотрел на Сергеева, и едва заметно кивнул, как свой — своему. — Ребят я отдал в распоряжение Толику. Хорошие ребята. Потом, как ряды пополните, отдать не забудьте. На счет Саши, и Рубена с командой — мои соболезнования, еще раз.
— Спасибо тебе, Васильевич, — сказал Блинов. — И за ребят, и за заботу.
Искренне так сказал, веско — так отец-генерал говорит уцелевшим солдатам после тяжкого боя слова благодарности. Сказал, заставив одной интонацией вытянуться во фрунт Васильевича, и очередной раз поразив Сергеева неожиданностью реакций и многогранностью натуры. Блинчик был действительно, лидером, человеком, умеющим и любящим управлять — это был дар природы. Казалось, еще секунда — и склонятся знамена, взорвутся грохотом полковые барабаны, и, на легкий пиджак Васильевича, сухая, изящная рука, навесит орденскую ленту — и грянет в тысячу глоток троекратное «ура».
— Хорош, — подумал Михаил, — ох, как хорош. Вот теперь понятно, что сделало тебя, выпивоху и женолюба, величиной на политическом небосводе. Не ум, не обаяние, не внешность — вот это умение сказать то, что нужно, и так, как нужно, и в нужный момент, заставив окружающих думать и чувствовать в унисон. То, что называется новомодным словом харизма. Редкое явление во все времена, так как осмыслению и пониманию сути не подвержено.