— Спокойней, — Вика встала, подошла к окну, — Вы хоть можете мне объяснить, что произошло утром? Что там были за бои местного значения?
— Его спрашивай, — сказал Сергеев, указывая на Владимира Анатольевича, — кто, что и зачем. Я понятия не имею!
— Интереснее всего, дамы и господа, — сказал Блинчик серьезно, — что я при всем желании сказать кто и зачем не смогу. Не потому, что не хочу — потому, что не знаю!
— Просто здорово, Володенька, — язвительно улыбнулась Плотникова. — А позволь полюбопытствовать — не знаешь, потому, что не за что? Или потому, что список такой, что и не знаешь на чем остановиться? Разное незнание получается!
— Умная она у тебя, — сказал Блинчик Сергееву, — такая умная, что сам не пойму, как до сих пор с таким счастьем и на свободе! Догадайся, звезда украинской журналистики! Я честно говорю — не знаю. Я же не сказал — не за что.
— Значит, — сказала Плотникова, — пока ты не поймешь, за что вас хотели убить ты смертник. Нельзя предупредить удар, не зная откуда его будут наносить. Плохо то, что врагов у тебя, как мух в сортире, а ты тут лежать будешь — весь из себя неподвижный и беззащитный, как монашка в ночном клубе.
— Сюда не войдут, — быстро сказал Блинов, — хрена им.
И посмотрел на Сергеева, явно ища поддержки.
И Сергеев с удовольствием бы ее оказал, но опыт говорил ему, что Вика совершенно права.
— Силой не войдут, Володя, — ответил он, — тут действительно шансы минимальны. Остаются — еда, уколы, процедуры и прочие больничные радости. Нянечки, сестрички, врачи, санитарки. Граната в окно — тоже остается. Есть разные способы. Можно и не входить.
— Седьмой этаж, — сказала Плотникова.
— Гранатомет, — возразил Михаил.
— Спасибо, — простонал Блинчик, — успокоил. Внушил уверенность в завтрашнем дне. Что теперь делать? Лежать и ждать?
— Вывозить тебя отсюда нужно.
— Не дадут, — Вика посмотрела на Сергеева и покачала головой. — Никак не дадут. И незаметно это не сделаешь. Тем более — он ранен, ему уход нужен.
— Предположим, — протянул Михаил, — это не проблема. Уход организовать можно. Разве это ранения — так, ерунда, пара переломов.
— Для того чтобы ты начал мне сочувствовать, — сказал Блинчик, — мне должно было оторвать задницу. Или полголовы. Меньшее тебя не растрогает.
— Прежде всего, надо понять — кто за всем этим стоит, — повторила Вика. — Если мы этого не сделаем, все остальное становится бессмысленным.
— Вариантов слишком много, — Сергеев попытался приподняться на подушках, но ничего из этого не получилось. Он только зашипел от боли, как обозленный кот, и вынужден был обратиться за помощью. — Вика помоги, сам не сяду!