Началось все с того, что в Запорожье Сергеев набрел на сейф персонального депозитария, лежащий на улице. Сейф был измят, полураздавлен и покрыт толстой коркой подсохшего ила. От финального удара о бетонный угол разрушенного Волной здания, сейф почти лопнул, стенка, в которую входили ригели замков, отогнулась так, что часть ячеек раскрылась. По воле случая — лежащие там вещи не вылетели наружу, не намокли и не попались никому на глаза. Сергеев был единственным, кого заинтересовало содержимое тяжеленного шкафа, лежащего на улице мертвого города. В трех ячейках лежали почти семьдесят тысяч долларов. В двух других — более пятидесяти тысяч евро. И драгоценности — пугливая, и, почти наверняка, нынче покойная, хозяйка которых не доверяла домашнему сейфу. Вначале они показались Михаилу стекляшками, кучкой бесполезной бижутерии. Он и положил их в рюкзак так, на всякий случай. Как выяснилось потом, стоили они куда больше, чем мог себе представить Сергеев. Даже больше, чем содержимое всех остальных ячеек того, самого первого шкафа.
Ни деньги, ни драгоценности съесть было нельзя, но мысль, пришедшая в голову Михаила, была проста. Ведь нормальная жизнь была совсем рядом — пара сотен километров на восток или на запад.
Граница тогда охранялась плоховато — Сергеев с его подготовкой перешел ее, как разогретый нож проходит сквозь кусок подтаявшего сливочного масла. Никого не убил, и не покалечил — словно по бульвару прогулялся. Задержался чуток в Донецке, прикупив одежду сначала по дороге, а потом уже в дорогом бутике, в цокольном этаже «Президент отеля».
По улицам Донецка сновали автомобили, пылали неоновым светом рекламы, из распахнутых навстречу летней ночи окон звучала музыка. У идущего по улице Ленина Сергеева то и дело возникало желание перебросить автомат с плеча на грудь и дать очередь, патронов на десять. По этим шикарным лимузинам, по зеркальным витринам, по счастливым улыбающимся лицам, по смеху из окон и дверей. По всему, что его окружало. Он зверел от такой несправедливости — в двух шагах от Ничьей Земли протекала своим чередом нормальная человеческая жизнь. В двух шагах от чужого несчастья люди предпочитали делать вид, что ничего не произошло, что они ничего не знают.
Но не было у него на плече автомата. И, слава Богу, что не было.
Ночью, лежа, впервые за два года, на белых чистых пахнущих ароматизаторами и чистотой, простынях, он не спал и слезы, горячие от ненависти, жгли ему щеки и, скатываясь, впитывались в подушку. Работающий телевизор бросал в гостиничный номер блики, тихонько, на одной ноте, гудел холодильник минибара. И, лишь когда беспокойная ночь канула в рассвет, Сергеев уснул.