К родному берегу подходим глубокой ночью. На освещенном берегу видим группы военных, среди них и генералы, и пограничники. Все ринулись на один борт. Шум, гам, неразбериха. Потом уже дружное «Здравствуй, Родина!» и многоголосое «Ура!», которое было слышно за много километров. С причала в мегафон раздается: «Прекратить шум!» А как его прекратить? Да и никогда не понять этому человеку, который кричал в мегафон, что это такое — вернуться на Родину с войны живым, после такой долгой разлуки с ней. Здоровье проверяли сразу при выходе с корабля, заставив всех приспустить брюки. Некоторых с дизентерией отправили проходить карантин в соседний палаточный городок. Бочки с селедкой, черный хлеб в избытке. Какая радость!»[76]
То же самое было и у сержанта Воробьева: «В пыльных открытых вагонах в густом чаде паровозного дыма мы едем в порт. Вагоны подают прямо к причалу, где уже стоит теплоход «Россия» и из его палубы на нас с интересом смотрят наши русские девушки-стюардессы. Никто не командовал, но такого дружного и раскатистого «ура» еще не слышала многовековая Александрия. Трудно передать словами то состояние счастья, которое светилось на наших запыленных лицах. По накалу эмоционального взрыва это напоминало 9 мая сорок пятого года. Только это уже был нами выстраданный праздник, наш май и конец нашей войне. Египетский поход закончен. Наша миссия выполнена. Ни одна израильская бомба, ни одна ракета не взорвалась на территории военных аэродромов, а также в городах Каир, Асуан и Александрия. 448 напряженных суток, в течение которых мы были лишены простых человеческих радостей и ограничены в малейших проявлениях свободы, были позади.
Мой номер каюты — 247. Мягкая постель, чистое белье. Можно расслабиться, но нечем. Корабельные буфеты закрыты. Ограничились песнями под гитару, созерцанием таинственных островов в Средиземном море и проливов Дарданеллы и Босфор. Посмотреть Стамбул вышли на палубу даже те, у кого были заначки со спиртным.
На Родине встретили нас настороженно. Когда «Россия» пришвартовалась к причалу николаевского порта, на наше «ура» последовала команда: «Прекратить!» В Николаеве нас снова переодели в военную форму, взяли подписку о неразглашении военной тайны, вручили медали и отправили по домам».[77]
Кому-то — по домам, а кого-то — и дослуживать оставшийся срок в какой-нибудь части среди незнакомых людей. Боевой стаж войны — год за три — никому не засчитывался, потому что и войны никакой не было, и наших там не было — отметок о пребывания в Египте практически ни у кого в воинском билете не оказалось. Как всегда, перевесили соображения пресловутой «секретности».