– Ничего, – откликнулся Гомункул. – Выучишься со временем не хуже. А проучить его надо, да и Полелюя тоже.
– За что Полелюя-то? Он же честный!
– Он не честный, – вздохнул Колобок. – Он принципиальный.
– Это как?
– А вот так. Принципиальность – это та же честность, только себе на выгоду. Понял разницу?
Жихарь кивнул. Он и раньше эту разницу понимал, но не знал, как она называется. Теперь узнал.
Тем временем цыган снова уселся на конскую спину, несколько раз поднял Налима на дыбы, после крикнул Мутиле: «Продешевил, родимый!» – разогнал коня, перемахнул сперва через ограду торга (толпа за оградой раздалась в стороны), потом через куда более высокий частокол, что обычному коню было бы, конечно, не под силу…
– Поминай как звали! – ахнул богатырь.
– Вернется, никуда не денется, – сказал Колобок. – Это конь не притомится, а цыган не железный. Ты давай-ка помоги Мутиле дотащить денежный мешок до постоялого двора и сразу сюда возвращайся. Все делай, как уговорились, понял?
В толпе никого, кстати, не удивило, что дурачок толкует о чем-то с собственной сумой: а с кем ему еще толковать?
Богатырь протолкался к водянику, с кряканьем закинул добычу за спину и под покрасневшими от зависти очами людей потащил к постоялому двору.
Полелюй нагнал их у самого крыльца. Был он уже без стражника и без козла.
– Вот можешь ведь честным быть, если захочешь! – похвалил он водяника. – Всегда бы так.
– Могу, – сказал Мутило. – Хоть под водой, хоть на суше.
– А коня-то жалко, – поддразнил Полелюй.
– Жалко, – сказал Мутило. – Только готов биться об заклад, что конь к вечеру снова наш будет. И без всякого мошенничества, на чистом разуме! Добром возьмем, по-хорошему!
– Об заклад… – задумался Полелюй. – А велик ли заклад?
– Да вот же он! – Мутило показал на Жихаря с мешком.
Полелюевы глазки (тоже, кстати, покрасневшие) мгновенно загорелись.
– Была не была – бьюсь! Но если чего замечу, вы и этих-то барышей у меня мигом лишитесь!
Побились при свидетелях.
Жихарь вернулся на конское торжище. Торги привяли, шли неходко: все вспоминали недавнюю сделку и были недовольны собой.
Вскорости вернулся и цыган Мара. Он вспотел и, чтобы не застудиться на ветру, вел Налима мелкой рысцой.
– Добрый конь, дяденька, – тонким голосом сказал Жихарь. – Дай покататься!
Мара спешился, поглядел на рыжего дурачка с сожалением, пошарил в карманах, но пряника не нашел и для утешения щелкнул богатыря в лоб.
Жихарь не показал обиды и молвил:
– Только чтой-то конь тебя обнюхивает?
– Где? – не поверил Мара, оглянулся и увидел, что Налим, раздувая ноздри, вправду втягивает в себя воздух. Конь обнюхал нового хозяина с ног до головы, потом жалобно заржал.