Восемьдесят восемь дорог (Печерский) - страница 39

Через год отца Светы перевели на Украину. Больше я ее не видел.

Мягким вежливым шагом подошла ко мне Гранка. Ткнула носом под руку и заскулила. Гранке было непонятно, почему одни бродят по развалинам, другие что-то пишут, а третьи сидят без дела и смотрят друг на друга. Мир в представлении Гранки был устроен проще, чем это было на самом деле. Она полагала, что сидеть под деревом и смотреть в тетрадку с какими-то каракулями скучно и глупо.

— Ну, что ж, может, ты права, Гранка. Нечего нам тут сидеть. Пошли к ребятам.

Я вышел на дорогу и замахал над головой тюбетейкой.

— Сюда-а! Ребята-а!

Наша артель собралась под деревом. Алибекниязходжа-заде сидел в сторонке, смущенно поглядывая на меня и на Игната.

Я протер очки и, прищурив глаза, осмотрел каждое стеклышко.

— Садитесь, ребята, поудобнее. Сейчас я с вами проведу беседу…

Ребята сразу заскучали. Они смотрели на меня тусклыми равнодушными глазами и зевали в кулаки. Ничего хорошего от беседы они не ждали. Наверно, у них был опыт.

— Александр Иванович, о чем вы будете рассказывать? Вы можете рассказать о богине смерти? Я вам показывал шкуру…

Подсолнух хитрил, боялся, что я расскажу о нашем разговоре ребятам.

Я не успел ответить Алибекниязходжа-заде. В небе вдруг загудел самолет. Все задрали головы и стали смотреть на длинный легкий фюзеляж, на черные точечки окон и зыбкие серебряные круги вместо пропеллеров. Смотрели и тихо вздыхали.

— Ну что, товарищи, куда полетел самолет? — спросил я.

— В Москву! — сказал один.

— В Курган-Тюбе! — сказал второй.

— В Ташкент! — сказал третий.

— Ну, а если подумать, ребята?

С места поднялась Муслима.

— Александр Иванович, я уже подумала.

— Ну?

— Там юго-восток. Значит, он полетел в Гарм. Дуруст?[8]

— Дуруст, Муслима. Мне тоже кажется — в Гарм. Кто был в Гарме?

Ребята молчали.

— Я, признаюсь, тоже не был. Но мне рассказывал Каримов-ота. Он живет в нашем дворе.

— Я его знаю, — сказала Муслима. — Он Олиму железнодорожный значок подарил…

На миг все умолкли. Вспомнили Олима. Всем его было немножко жаль. Мне тоже.

Я выждал минутку и сказал:

— История эта случилась давно. Еще в тридцатых годах. Тогда стоял такой же, как сейчас, теплый день и облака бросали на землю белый чистый свет. И небо было такое. И в небе были самолеты. Они летели на выручку дехканам в Гарм.

Еще накануне с визгом и криком ворвалась туда шайка басмачей Фузайль Максума. Конники топтали пешеходов, которые не успели спрятаться за дувалами, взметнув над головой кривые клинки, дико кричали:

— Бас! Дави!

Басмачи убивали женщин, за то что они сбросили с себя паранджу, вешали учителей, докторов, агрономов, сбрасывали в пропасти мальчишек и девчонок, за то что они повязали красные галстуки и огласили горный край грохотом пионерских барабанов.