Меня он не замечал, ничего мне не говорил, не просил подмены. Ну и характер!
Я увидел неподалеку Подсолнуха и крикнул ему:
— Алибек, иди подмени Игната!
Алибекниязходжа-заде хотел было улизнуть, но не успел. Он огорченно посмотрел в сторону и поплелся на пост.
Подсолнух стоял на вахте недолго. Погонял по асфальту камешки, нашел где-то старую, хрупкую, как прошлогодние листья, кожу змеи и принес мне.
— Александр Иванович, как, по-вашему, это гюрза? Говорят, гюрзу называют богиней смерти. Вы не знаете, кто ее первый так назвал?
Я погнал Алибекниязходжа-заде на пост, но через пять минут он явился снова.
— Александр Иванович! Посмотрите, пожалуйста, туда…
— Куда это — туда?
Подсолнух свернул ладонь трубочкой и зашипел, как гюрза:
— Вон. Смотрите. Видите?..
В стороне от нас, под старым, разбитым грозой тутовником, сидели Муслима и Игнат. Они смотрели друг на друга и молчали.
Между прочим, я и раньше замечал, что Игнат относился к Муслиме как-то особенно.
— Видите? — шептал Алибекниязходжа-заде. — Я давно заметил…
— Я ничего не вижу, — сказал я. — Там сидят мальчик и девочка. Разве им нельзя сидеть вместе?
Алибекниязходжа-заде замолчал, будто у него парализовало речевые центры.
— Чего же ты молчишь? Говори!
Глаза Подсолнуха беспокойно забегали.
— Я ничего не сказал, Александр Иванович. Я просто так. Я думал…
Алибекниязходжа-заде попятился от меня, споткнулся о камень и, не оглядываясь, умчался прочь.
Я писал свою корреспонденцию и мимоходом думал — а что если Игнат и Муслима в самом деле влюбятся друг в друга? Тут нет школы, где всегда начеку родительский комитет, педсовет и гроза всех влюбленных — директор. Да, Саша, влип ты в историю… Что ты скажешь Игнату и Муслиме, если и сам влюбился еще в пятом классе? Влюбился? Не знаю. Может, это не любовь, но все равно что-то такое тихое, чистое, ласковое, чему люди не сумели до сих пор придумать названья.
Случилось это так.
Однажды во Дворце пионеров был смотр художественной самодеятельности. На сцену вышла девочка с толстой золотой косой на левом плече. Звали ее Света Одинцова. Света пела украинскую песню о Днепре. Голос у нее был чистый, ровный, и, мне показалось, тоже золотой. Я слушал Свету и понимал, что влюбился в нее навсегда. Я подождал Свету возле Дворца и проводил ее до самого дома. Света шла по одной стороне улицы, а я — по другой.
Света жила на проспекте Лахути, в доме под большой круглой аркой. Я часто приходил на эту широкую зеленую улицу, стоял возле арки и ждал. Иногда мне везло. Света появлялась на проспекте. Я смотрел на Свету, а Света на меня. Она догадывалась, что я ее люблю.