Никита кивнул и не спеша закурил, смакуя кьянти и рассматривая висящий на стене напротив эстамп модного модерниста Шикльгрубера. Оттиск был явно авторский, – «Арагви» считался дорогой элитной ресторацией, здесь не было подделок и даже неавторских копий.
Штаб-ротмистр давно уже увлекался работами этого вечно взъерошенного мастера, особенно горными пейзажами, их безумной и бесконечно светлой экспрессией.
Но приобретать не отваживался, обходясь более лояльными к идеям белого движения живописцами.
Австрияк, писавший под нарочито крестьянским псевдонимом Шикльгрубер, хоть и был убежденнейшим большевиком-максималистом, – а, согласно некоторым слухам, к тому же почти на четверть евреем, – умел своей воистину волшебной кистью передавать малейшие движения человеческой души.
Даже когда писал, чуть ли не по личному заказу Тельмана, ужасные индустриальные пейзажи новых германских строек.
У него даже уродливые скелеты строящегося на Рейне каскада гидроэлектростанций выглядели не насилием над пасторальной природой рейнской долины, навсегда скрытой свинцовыми водами нового водохранилища, а триумфом истинно арийского духа, вроде древних языческих храмов, которые давно погибли и о величии которых можно теперь только догадываться.
Талант…
Берия возник внезапно, будто материализовавшись из сизого папиросного дыма.
Вздохнул, глядя на еще дымящийся, исходящий безумным мясным духом шашлык.
Пожевал нижнюю губу, укоризненно покачал головой.
Поправил и без того ровно сидящее на мясистом кавказском носу пенсне.
– Собирайтесь, – говорит, – Никита Владимирович. Шашлыку мы попозже поедим. Если получится. Только что, на подъезде к Москве, в результате террористического налета, убит генерал Туркул…
Подробности Ворчаков узнал уже в машине.
Туркула, вместе с двумя его заместителями, ехавшими на парад, и охрану, предоставленную по этому случаю ведомством Берии (армейским охранникам, особенно «дроздам», Антон Васильевич после известных событий не доверял) расстреляли на последнем перегоне, прямо перед прибытием на Рязанский вокзал старой российской столицы.
Всех, включая ни в чем не повинных проводников и горничных бронированного вагона генерал-губернатора, командующего Туркестанским военным округом.
Всех.
Кроме одного из порученцев, его тела пока не нашли.
Кто, как – непонятно.
На вокзал броневагон прибыл с целой горой еще теплых трупов и без единого живого свидетеля – в духе боевиков знаменитого «карающего меча революции» Якова Блюмкина.
Если бы не одно «но»: этого порученца Никита неплохо знал.
И заподозрить его в связях с германскими максималистами или коминтерновцами не смог бы даже под угрозой отставки: парень лишился не только родителей и родного дома, но и всех родственников в страшную Гражданскую войну, и расстреляли их именно большевики.