Никита задумался.
Не спеша налил бокал плотного темного пива из принесенного Осипом ледяного, вместительного кувшина.
Полюбовался белой пенной шапкой.
Сделал большой вкусный глоток.
Потом еще один.
Потом еще.
– Есть только один вариант, Осип Беньяминович. И он мне очень не нравится. Завтра утром я вместе с приданными мне бойцами ОСНАЗа немедленно вылетаю в Москву…
Шор снова поморщился.
Тоже налил себе пива.
– Никуда вы не вылетаете, Никита. Вас просто не выпустят, и это грустнее всего. Или самолет разобьется. На Одессу идет шторм…
Они все-таки взлетели.
Было по-настоящему страшно.
Самолет ужасно болтало.
Никита по молодости попадал как-то на шторм в Тихом только по названию океане, но этот, идущий на Одессу, похоже, был его родным или как минимум двоюродным дедушкой.
Заждался, видать, старичок.
Ой, заждался…
И не только на взлете болтало.
Пока отрывались от земли, некоторое время казалось, что машина движется крылом вперед.
А потом ныряет, клюет носом, чтобы немедленно разбиться.
Бр-р-р…
Ворчаков за всю свою не самую простую жизнь столько раз Господа не поминал.
Жить-то, как выяснилось, – хочется.
И еще как…
Взлетели, дико завывая всеми четырьмя моторами.
Скрипя всем, что только может скрипеть.
Поднялись, так сказать, в воздух…
Лететь, правда, – пришлось одним бортом, – тем самым, который вел личный пилот Канцлера, знаменитый ас Валерий Чкалов: остальные взлетать отказались.
Их можно понять.
И невозможно заставить – они все делали правильно, по инструкции.
А Чкалов вопреки этой самой инструкции – взлетел.
Несмотря на все запреты, угрозы и истерику чуть было не расстрелянного лично Ворчаковым коменданта одесского аэропорта.
Никита под конец полета умудрился немного поспать: ему нравилось спать в самолетах.
А через четыре часа тяжелый «Муромец» приземлялся на Тушинском аэродроме, и еще через час Ворчаков был в Кремле, на закрытой аудиенции у Верховного…
Катаев нервничал.
Носился по кабинету, приволакивая искалеченную ногу, хрипловато и непородисто кашляя.
Теребил усы.
Нервно посматривал в сторону вытянувшихся во фрунт Берию и Ворчакова, похлестывая себя по голенищу лакированного сапога тонким офицерским стеком, больше похожим на волчатку: Ворчаков невольно вспомнил, что Мировую войну Валентин Петрович прошел младшим офицером-артиллеристом, дослужившись из добровольцев-вольноперов до подпоручика, награжденного двумя Георгиевскими крестами и «Анной-за-храбрость», – а это многое говорило о характере этого воистину великого человека.
Очень многое.
Кроме того – Вожди не нервничают по пустякам.