— И я.
— Я — навсегда.
— И я.
— А ты-то чего? Тебе что, у Ёжи плохо было?
— Я выбрал свободу!
Помолчали.
— Ну что, пойдём?
— Куда?
— Куда глаза глядят.
И они пошли.
— Куда идти человеку, который убежал из дома? — тоскливо рассуждала Ташка. — Один, голодный, холодный, болтается он на улице. А всё потому, что кто-то поленился подумать о тех, кто убегает из дома. Я бы на каждой улице поставила указатели: «Если ты убежал из дома, тебе сюда».
— Что-то кушать хочется, — задумчиво сообщил Боб.
Фонари склонялись пониже, заглядывая в лица прохожих.
— Вечером. Одна. Такая маленькая, — шелестели тополя.
— Она с собакой, — отвечали фонари.
— Я денег не взяла, — спохватилась Ташка.
— В крайнем случае я всегда могу продать свой хвост, — бодро сообщил Боб.
— Кому нужен твой хвост?
— Ты думаешь, почему щенкам хвосты отрезают? Потому что этим хвостам цены нет! Знавал я одного спаниеля, который так продал свой хвост, что не только себя, но и хозяина обеспечил.
— А я, наверное, буду певицей. Буду петь в переходе. С Михалычем.
— В переход не пойду, — мотнул головой Боб. — Много народу. На лапы наступают.
— А куда ты пойдёшь?
— Домой.
— Ты же ушёл навсегда.
— Всё когда-то кончается. Навсегда тоже.
Михалыч был на месте. Ташка прошла мимо, постояла невдалеке. Потом вернулась и устроилась неподалёку на ящике из-под яблок. В переходе было холодно, сыро. Люди гнали ботинками жидкую грязь. Уныло и монотонно катились «Дунайские волны» Михалыча. Никто его не слушал. Ташке вдруг стало ужасно жалко Михалыча, и себя, и вообще всех, кто шёл в этом мёрзлом переходе.
— Девочка, ты что здесь делаешь? — над Ташкой навис милиционер.
Аккордеон смолк.
— Почему одна?
— Она со мной, — сказал Михалыч.
Милиционер отошёл. А Ташка придвинулась к музыканту.
— Так что ты тут делаешь? — спросил старик.
— Слушаю эхо.
— Слушай, — разрешил Михалыч и стал наигрывать «Пусть бегут неуклюже».
— Скажите, вы пьёте потому, что играете в переходе или играете в переходе потому, что пьёте?
— Я играю в переходе потому, что здесь моё место.
Пешеходы по лужам…
А вода по асфальту рекой…
— Тебя, кажется, Натальей зовут?
Ташка кивнула.
— Друзья зовут меня Ташкой.
— Ташка — пташка — воробей. Слушай, а твоя мама не волнуется, что ты здесь?
— Она вообще за меня никогда не волнуется.
— Не холодно?
Михалыч накрыл Ташку своей телогрейкой.
— Хочешь, я тебе спою французскую песню? Её пела певица, все называли её Пиаф. Кстати, Пиаф по-французски — воробей. Она жила на улице и распевала песни. Однажды ей предложили выступить в концертном зале. Пиаф было не в чем выйти на сцену, и она стала быстро вязать себе платье. Но не успела довязать один рукав. «Ничего, — решила Пиаф, — буду держать руку за спиной».