— Ну так вот, Илья Константинович, — сказала наконец луноликая, отложив в сторону увесистую лупу в желтой латунной оправе. — Давайте как на духу. Что у нас с опытом?
— Опыта у меня недостаточно, — ответил Стемнин твердо.
— До вас тут девочка приходила. Неделю погостила и — того. В день страниц десять одолеет, сидит белее простыни. Ну а как? Это не детективы, не дамские романы. Тут навык нужен. — В голосе женщины слышалась сдержанная гордость.
— Да брось, Наташа, что ты человека пугаешь! — вмешалась корректорша в парике. — Вы не бойтесь, всему можно научиться, правда?
Стемнин обвел взглядом каморку как сценарий будущего. Почему-то представилось ему, как поздней осенью, когда к четырем уже темно, он сидит в компании молчащих женщин и тщетно пытается одолеть абзац про калькуляцию дебиторных обязательств. Во что он превратится? В такое же дисциплинированное привидение, как эти корректорши?
У Стемнина потемнело в глазах. Здесь был тупик, затхлая западня стабильности. Другой работы нет — не бывать ему ни бойким менеджером, ни финансовым директором. Для этого пришлось бы прочитать половину книг издательства «Карма».
— А вот скажите мне лучше такую вещь, — неожиданно обратилась к нему сутулая в парике. — Вы свистеть умеете? Парни ведь все свистят!
Наталья Свиридовна закудахтала от смеха, а Стемнин растерянно пожал плечами.
— Меня внук попросил научить его свистеть, такое дело. Ну, свистеть я кое-как могу, но как это получается, убей бог, не понимаю.
Поднимаясь к метро по Новой Басманной, бывший преподаватель не замечал ни жары, ни солнечного плеска листвы, ни запаха шашлыка, ни грохота электрички под мостом. Он улизнул от морока корректорского будущего — но что ожидало его взамен? Вдруг он вспомнил про бабушку, которая мечтала научить внука свистеть. Он почувствовал жар плавящегося на солнце свежего асфальта, увидел край пунцового в белых цветах шелкового платья в толпе и въезжающий в небо удивительный город.
Стемнин очнулся.
Воздух в испарине тяжело шевелился в подвалах неба. «Надоело солнце, надоело лето, хочу дождя, осени хочу», — ворчливо думал Стемнин, бродя по комнате и не находя себе места. Почему-то без футболки было жарче, чем в футболке. Но, стоило надеть футболку, становилось еще горячей.
Фонтаны без воды, неподвижные эскалаторы, старые самолеты на постаментах — таковы были его дни.
В последнее время нашел на него стих. Хотя денег вполне хватало года на четыре безбедной жизни, Стемнин вдруг впал в такую экономию, точно проедал последние рубли. Вроде наказывал себя за то, что не работал. После похода в «Карму» он ел только гречку, слегка сдабривая ее подсолнечным маслом. Ни мяса, ни овощей-фруктов, ни ягод, переполнявших московские рынки и лавочки, ни даже молока он теперь не покупал, угрюмо блаженствуя от праведного поста, от самого однообразия невкусной еды.