— Ее звали Вика. Виктория, — приняв наконец решение, сухо сказал Валентин. — Помнится, вы все интересовались. Так вот. Я как раз думаю, если бы мы продолжали игру с письмами, все было бы великолепно.
— Так почему же бросили?
— Во-первых, хотелось все по-честному… Хотелось самому, без посторонней помощи. Понимаете?
— А во-вторых?
— А во-вторых, заметил, что вы стали как-то очень горячо к этому относиться. Как будто это не мое дело, а ваше. Не как исполнитель. Надо было, извините за прямоту, подвинуть вас. Неровен час, узнали бы больше, чем нужно, пришлось бы принимать меры, а мне этого не хотелось.
Дрожь перекинулась на пальцы рук. Стараясь говорить твердо, Стемнин спросил:
— Ну и как? Как развивались события?
— Вы должны обещать, что это останется между нами.
— Разумеется.
— Было еще «в-третьих». — Веденцов помолчал, отдаляя момент неприятного признания. — В некотором роде я женат. Изменить это не представляется возможным. Вике следовало рано или поздно узнать об этом и принять ситуацию такой, как есть. Если бы мы продолжали играть в переписку, это могло длиться и длиться — все сведения обо мне она узнавала тогда только из писем, ровно столько, сколько я бы позволил. Но как только я растрепал про нашу технологию, она взбесилась. Такую закатила истерику! А мы к тому времени уже встречались, все чики-пуки, письма вроде стали ни к чему. Она спросила, почему я ей не пишу. Отшутился. Спросила второй раз. Намекнул, что у меня были ассистенты по эпистолярной части… Я думал, раз уж мы настолько сблизились, надо по-честному… Что тут началось! Про семью даже не пришлось говорить. Скандал! Была Вика — и нет Вики. По-моему, она была малость не в себе. Непохожая на других, на это я повелся… Чистая… Но больная на всю голову.
Веденцов сощурился сквозь сигарный дым. Трудно сказать, чего больше было в рассказе Веденцова — сожаления (роман закончился слишком скоро) или облегчения (легко отделался от девушки со странностями). Одно очевидно: Вика ушла от Веденцова навсегда и у него нет ни надежды, ни желания ее вернуть. Валентин стал очередной Викиной попыткой разделаться с прошлым. «Небось, она и его одолевала разговорами о своем бывшем», — Стемнин посмотрел на развалившегося в кожаном кресле Веденцова с сочувствием. Неудача Валентина по-новому освещала случившееся со Стемниным. И Вика тоже выглядела теперь иначе. Ни деньги, ни влияние, ни талант, вдохновение и доброта не могли перевесить голос ее сердца. И дело тут было не в правилах и принципах. Не было в мире силы, которая могла бы одолеть упорство ее чувств, спасти ее от них. Виктория Березна не имела ни малейшего значения: она была несчастной, непослушной марионеткой собственной любви.