– Шустро! – хмыкнул я.
Янис продолжил:
– А в этом конверте увеличенные фотографии Тарасова Сергея Алексеевича, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения, уроженца хутора Веселый. Тут адреса прописки и временного проживания. Личность его спутницы выяснить не удалось по причине сильного грима. Однако с точностью до сантиметра указан ее рост и до килограмма вес. Также камеры наблюдения засняли и сам момент убийства. Девица сделала это двумя сувенирными саблями, числящимися в вашем магазине за инвентарным номером восемьсот четырнадцать.
– Знаешь, теперь я зауважал тебя, Янис. Ну а где же сами шашки? Менты ведь их не нашли?
– Убийца унесла их с собой так же, как и гражданина Тарасова. По той причине, что самостоятельно тот передвигаться не мог из-за тяжелого ножевого ранения, нанесенного одним из охранников Добровольского Леонида Семеновича, неким Николаем Степановичем…
– Хватит, эстонец, впечатлил. Передай спасибо шефу. И обращайся, коли нужда заставит. Особенно ежели потребуется мусора какого завалить. У меня с ними особые счеты.
– Еще один вопрос, господин Щукин. Откуда вам стало известно о содержимом источников питания? Надеюсь, вы понимаете, что утечка такой информации ставит под угрозу проводимую мной операцию?
– Не ссы, никто тебя не сдал. Просто масть так легла, что чалился в камере я с дедком одним, бывшим энкавэдэшником. Он мне разоткровенничался как-то про то, как чекисты в радиоприемники «Интуриста» жучки ставили, а разговоры записывали на пленку, упрятанную в батарейках. И как те взрывались при попытке вскрытия. Однажды мой хлопец уронил вашу камеру – та вдребезги, а аккумулятор превратился в пластмассовую лужу. Да так шустро расплавился, что даже я, не имеющий химического образования, начал догонять – дело нечистое. Боталом не стал мести, а поприглядывался, деда того вспомнил и вычислил тебя. Так что можешь передать своим, что идеи ваши новаторские коммунисты еще при Сталине применяли.
Как ни тренировали шпиона янки, однако тому все же не удалось совладать с собой, и на его харе четко читалось изумление и даже некоторое разочарование.
Да, это удар ниже пояса. Я хлопнул дверью. Последнее слово все-таки осталось за мной, это несколько польстило моему самолюбию, ну и немного патриотизму, что ли (хотя откуда ему взяться?).
До девахи мне дела особенного нет. Если не найду ее, так притащу любую другую. Так ей почки отобью и рожу изуродую, признается даже в убийстве Кеннеди. Пацан, скорее всего, кони двинул. В лучшем случае лежит сейчас под капельницами, из ложечки ест и под себя ходит.