Курдский князь (Бельджойозо) - страница 9

Видя, что Габиба хочет идти, он ее удержал, и понизив голос, сказал ей:

— Послушай, Габиба, ты странная женщина, и мне иногда сдается, что ты смотришь на жизнь не так, как мы. Может быть, тебе противно делить с другими привязанность своего мужа, и быть может ты в этом права: с тех пор, как я тебя лоблю, я сам чувствую, что веду беспутную жизнь. К чему жить со многими женщинами, не любя ни одной из них? Я начинаю верить, что у любви есть законы, общие для всех народов мира. Если это мешает тебе любить меня, будь откровенна, скажи одно слово, и я сегодня же высылаю из дома всех твоих соперниц. Мне это ничего не стоит. Я их держал потому, что таков обычай, с которым мне до сих пор нечего было спорить. Но твое желание всегда будет для меня законом. Скажи одно слово, и ты одна останешься со мной завтра и навсегда.

Габиба стояла неподвижная перед Мехмет-беем, который держал ее за руку, бросая на нее страстные взоры.

Как ни старалась она скрыть свое волнение, в ней очевидно происходила внутренняя борьба. Она было взглянула на бея нежным взором, как бы отвечая на его предложение; но вдруг подавила в себе этот порыв, так несоответствующий ее всегдашней холодности, и отвечала спокойно:

— А что сталось бы с твоими женами? Что сталось бы с их детьми, с твоими детьми? Разве при ваших нравах существует убежище для этих несчастных?

— Что ты называешь убежищем? — сказал Мехмет. — Мои жены отправятся к своим родственникам или к своим друзьям. Дети последують за ними или, если хочешь, останутся с нами. Я им дам денег.

— Нет, нет, — живо возразила Габиба: — это невозможно. Между нами существуют преграды, которых не уничтожат никакие человеческие силы. Оставь у себя своих жен, своих детей. Деньгами ты от них не откупишься. Да, присутствие этих жешцин нас разлучает, но их изгнание нас не сблизит. Есть другие препятствия, и они неодолимы.

И, не дожидаясь ответа, она кинулась вон из комнаты, оставляя бея более огорченного, чем когда-нибудь.

Сильно было поражено все население гарема извистием, что нужно ехать на другой день, и не в горы, а в какия-то неведомые места. Сильно разыгралось праздное любопытство жен Мехмет-бея. Жаль им стало своих летних удовольствий, веселых разговоров с соседками, вечером, у колодца, под предлогом мытья белья. Жаль шумных сходок, когда далеко за полночь засиживаются мужчины и женщины, в своих отдельных палатках, и сквозь полотняную стенку перекидываются смехом и шутками; и всех этих удовольствий, давно ожиданных и украшенных ожиданием! Зато, какое широкое поле открылось предположениям! Мехмет сказал только, что султан запретил курдам выгонять свои стада в горы, что послушные курды останутся в степи. До сих пор все еще ясно, но к чему этот поспешный отъезд, к чему рассылать всех жен по разным местам? К чему запрещение брать с собой более двух служанок, и главное, к чему эта таинственность? Никто не смел спрашивать обо всем этом господина; одна Каджа, сердце которой не покорялось никаким соображениям, неожиданно воскликнула: