— Я рад, что ты поняла, что тебе это не удастся. Кстати, когда будет ужин?
— Около семи тридцати.
— Тебе лучше распорядиться, чтобы его перенесли на восемь. Не думаю, что Кэрол успеет добраться к тому времени.
— Кэрол? Кэрол едет сюда?
— Я думаю, у тебя нет возражений?
— Вовсе нет, — ледяным тоном ответила Джейн, — но так как ты сам настаивал, чтобы мы не подавали никому повода к пересудам, то я удивлена, что ты пригласил ее в первый же вечер.
Николас сардонически улыбнулся:
— Тебе не придется опасаться за наше доброе имя. У нас будет тихий вечер для двоих друзей. Кэрол привезет Джона Мастерса.
Джейн повернулась на стуле:
— Художника?
— Да, — огонек в глазах Николаса стал заметнее, — ты должна мне больше доверять. Вот почему я предложил предоставить мне соблюдение всех тонкостей этикета. Я к ним гораздо более привычен, чем ты!
И, уязвив жену этим замечанием, он вышел из комнаты, а Джейн снова повернулась к туалетному столику. Если Николас будет продолжать вести себя столь необузданно, предстоящий год обещает быть невыносимым, и, если он не переменится, у нее вряд ли хватит сил выдержать это испытание. Она горько улыбнулась, отдавая себе отчет в тщетности попыток соперничать с прелестной и уверенной в себе Кэрол. Какие у нее шансы на то, чтобы завоевать любовь такого человека, как Николас? На своем бледном, напряженном лице она не прочитала ответа и с усилием заставила себя продолжать одеваться.
Она как раз закончила укладывать волосы, когда услышала шум приехавших гостей; бросив последний, поспешный взгляд в зеркало, она стала медленно спускаться с лестницы.
За дверью гостиной она остановилась, чтобы унять дрожь, и только через минуту или две ей удалось восстановить хотя бы видимость спокойствия перед тем, как открыть дверь.
Кэрол стояла рядом с Николасом, яркая, в изумрудно-зеленом платье, которое колыхалось при каждом ее движении. Другим гостем был высокий, стройный мужчина, лет примерно тридцати семи, с простым, но странно притягивающим внимание лицом; его большой рот и квадратная, выступающая челюсть выглядели бы уродливо, если бы не пара ясных и проницательных карих глаз.
Джон Мастерс задумчиво глядел на огонь, когда мягкое шуршание платья заставило его обернуться, и он увидел высокую, стройную девушку в белой дымке платья, направляющуюся к нему. Хотя платье полностью закрывало ее кожу, но она все-таки просвечивала перламутром сквозь ткань, ее голова с самыми чудесными черными волосами, которые он когда-либо видел, была немного наклонена назад, давая ему возможность ясно рассмотреть большие серо-зеленые глаза с расширенными от волнения зрачками. Видя, как она нерешительно остановилась перед ним, внешне спокойная и холодная, но — он чувствовал — испуганная и несчастная, Джон Мастерс почувствовал впервые в жизни приближение любви.