Брат рассмеялся. Догадался, что я получила молотком. Смейся, смейся, сам сейчас получишь. И точно. Кирилл охнул и присел, держась за голову.
— Алиса, Кирилл! — укоризненно воскликнула мама. — Что это такое?
Мама не понимает, почему мы так себя ведем. Она думает, что мы передразниваем друг друга. Вот еще! Больно надо!
Мама подошла к шкафчику и достала бутылочку.
— Идите сюда, — позвала она, взбалтывая лекарство от «почесухи».
— Не надо, — заканючила я в надежде избежать неприятной процедуры. — Вонять буду.
— Нет, надо! — в голосе матери послышались непреклонные нотки.
Каждый понимает — если услышишь эти нотки — лучше не спорить. Себе дороже выйдет. Мы с Кириллом покорно подошли и подставили лбы. Ватной палочкой нам помазали невидимые пятна. Неприятный запах поплыл по комнате. Я сморщила нос. Если уж мне неприятно этим вонять, то соседке Аньке тем более неприятно будет этим дышать. И сегодня она со мной точно играть не будет. Обзовет дохлой рыбой. Это от того, что в жидкое мыло с чемерицей мать собственноручно добавила чеснок и рыбий жир. Она думает, что этим усиливает действие средства.
Мать убрала бутылку в шкафчик и вздохнула. Еще бы ей не вздыхать. Не хотелось бы мне оказаться на ее месте: лечить неизвестно что неизвестно чем.
Нам велено одеться поприличнее. Это означает одно — мы выйдем из своей каюты, пройдемся по коридору, где встретимся с другими людьми, идущими в том же направлении. В конце нас ждет монитор. Надо будет приложить свою ладонь к экрану — и все. Можно идти обратно. Это называется — голосование. При чем здесь «голосование» — я не понимаю. Лучше бы назвать эту манипуляцию как-то по-другому. Рукование, например. А еще лучше — фасование: в этот день мы все красуемся друг перед другом. Матери выводят в коридор своих причесанных, прилизанных отпрысков. Каждая ревниво оглядывает чужих детей, выставляя вперед своих. Мы не лучше и не хуже других. И это заставляет мать страдать. Ей хочется, чтобы мы были самыми лучшими.
Я натянула свое единственное нарядное платье. Кирилл толокся возле зеркала, пытаясь ущипнуть себя за темный пушок на верхней губе. Наверное, хочет показать пробивающиеся усики Регине, сестре Аньки.
Тем временем мать приводила в порядок Пупсика. То есть Петьку. Ему скоро полтора года будет. Совсем маленький. Она обтерла его мордашку влажной салфеткой, вытерла розовые ладошки, частым гребешком прилизала русые волосенки. Петька засмеялся — и снова получил пузырь. Я отвернулась. У меня от этих пузырей уже скоро розовые круги перед глазами поплывут.