— Какие-то вопросы еще есть? — спросила Ольга.
— Есть… — проворчал Рихард. — В каком университете таких учат. Явно не в институте благородных девиц…
-//-
Той ночью, в депо происходили странные: металл становился мягким, слово необожженная глина. Многотонные вагоны отрывались от рельс, зависали в воздухе. Стальной канат, весящий сотни пудов ползал змеей.
Но занимались этим два человека: старик и девушка. Аристархов прошелся по вагонам, проверил оружие, Чугункин вспомнил, что он больной, по сути инвалид, сидел в локомотиве, возле топки.
Рихард просто слонялся: был он несколько уязвлен тем, что именно девушка, а не он нашла выход. Где-то, в глубине души ему хотелось, чтоб у той ничего не получилось, чтоб он сам героически всех спас…
Но вот беда: мысли в голову не шли, а от того, как справится Ольга, зависела и его собственная жизнь…
Рихард прошелся по бронепоезду.
На командирском посту стояла вполне приличная радиостанция, собранная в Петербурге на заводе братьев «Гальске-Сименс». От нечего делать Аристархов включил приемник, начал крутить верньер настройки, проверяя диапазон.
Черные динамики долго шипели, словно змея, заболевшая двухсторонней пневмонией. Однако, скоро удалось поймать остаток какой-то песни. Обрывок был таким коротким, что Аристархов так и не угадал мелодию.
Но из динамиков послышался бодрый голос:
— В эфире радиостанция "Белая волна". Продолжаем программу "По вашим заявкам". На наш телеграфный адрес поступила заявка из Омска. Для Антона Ивановича Деникина из Екатеринодара просят поставить песню "За рекой Ляохе". Выполняем просьбу.
Раздался треск — где-то далеко, на радиостанции ведущий ставил иглу граммофона на начало нужной дорожки. Прежде чем заиграть, пластинка сделала несколько холостых оборотов. И даже за сотни верст Аристархов понял: песню эту ставят часто, дорожка изрядно заезжена.
И вот запел хор, печально и сурово:
"…
За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали.
…"
На несколько секунд радиостанция подавилась помехами, но очнулась и продолжила:
"…
Одолели и горы и степи.
Вдруг вдали, у реки,
Засверкали штыки,
Это были японские цепи.
…"
Снова начались помехи. Теперь выглядело так, словно шум наплыл на частоту злонамеренно, кто-то гонит иную, отличную от «Белой», волну. Совершенно отчетливо прозвучали задумчивые слова отчего-то на английском "Number nine, number nine".
Затем эфир очистился и запел иной хулиганско-развеслый хор:
"…
Восстала, проснулась народная воля
На стоны Комунны, на зов Ровашоля,