— Было-то спокойно. — согласился старик. — да только то и слово, что «было». Жил, понимаете ли, никого не трогал. Затем появились какие-то смутные люди. Не то большевики, не то наоборот. Очень скоро их не стало, но разве покой после этого вернешь?
— Вы их убили? — Девушка смотрела на старика удивленно, но совсем без удивления.
— Не совсем я… Мой пес. Сделал он это помимо моей воли, но я ведь все равно в ответе, разве не так?
Собака в это время лежала возле их ног. Ольга присмотрелась к ней: с виду обычная дворняга, не самая крупная из тех, что доводилось видеть. Если бы такая повстречалась на пути — ничего ни приятного, но и ничего страшного. Но если деревья могут ползать, то от дворняг можно ожидать всего, чего угодно.
— А вы куда идете, если не секрет?
— Теперь моя очередь сказать: «э-э-э»… Сама не знаю.
— Хм… А нам оказывается по дороге… Не желаете ли составить кампанию. Вдвоем оно как-то веселей бродить? Только сразу хочу предупредить — со мной может быть опасно.
Девушка кивнула: ничего страшного, бывает…
— Куда пойдем? — спросила девушка.
— Туда, где не было меня, и куда не заходили вы… Таких мест, я думаю, достаточно. Может, среди них найдется место поспокойней. Хотя, как мне кажется, спокойствие ноне роскошь, которую никто не в силах себе позволить.
Через мосток возле серой мельницы они перешли через реку. По пыльному шляху пошли к леску. К тому самому, откуда вырвался ветер, их познакомивший.
…А в середине октября в комнату, где квартировал Чугункин, зашел Аристархов. Постучался в дверь и тут же, пока Клим не успел ответить, вошел.
Не смотря на то, что на улице было довольно тепло для октября, в помещении натопили жарко, густо.
Клим сидел за столом и что-то черкал в бумагах. Поднял взгляд, увидел Аристархова, улыбнулся:
— А, это ты!
Евгений улыбнулся и кивнул, дескать, да, действительно: он и есть…затем осмотрелся по сторонам. Остался доволен:
— Я смотрю, ты хорошо окопался… В смысле устроился. Прямо хоромы… Даже с граммофоном.
Кабинет Чугуника хоромами, безусловно не был — просто неплохо обставлен, что по временам текущим временам было редкостью. Особое место действительно занимал граммофон, действительно дорогой: с ящиком из палисандрового дерева, трубой блестящей, как бы не позолоченной.
Но Чугункин отмахнулся:
— Ай, с этим граммофоном просто беда! Только для вида стоит. Ему все равно, какую пластинку ставить — хоть «Интернационал», хоть романсы — одинаково играет только "Боже, Царя храни". - и шепотом добавил. — При это фальшивит жутко.
Клим указал Евгению на стул: