— Вот это жизнь! — вскричал герцог Голштинский. — Подбросим в воздух шляпы! Ах, кабы добраться нам до всех этих королевских фрейлин! Парики в воздух! Привстать на стременах и отлить поверх лошадиной головы! Молодцы, ребята! Чёрт вас подери! Vivat Carolus, rex svecorum et scandalorum![8]
Развевались на ветру сорочки, по всему пути следования кавалькады валялись парики, шляпы и перчатки, лошадиные копыта высекали искры из мостовой и лошади неслись словно в отблесках пламени.
Когда дикая процессия достигла дворца, всадники спешились и пустили лошадей побегать на воле. На лестнице они перебили все канделябры и обстреляли мраморную Венеру.
— Вперед! — закричал король и помчался со своей ватагой в дворцовую капеллу, где начал рубить церковные скамьи. — Чтоб щепки искололи им в воскресенье все задницы!
Герцог громко топнул и попросил выслушать его, а Клинковстрём, который присел у алтаря, желая сыграть в кости, обеими руками зажал себе рот, чтобы помолчать, как велено.
— Дорогие слушатели! — начал герцог. — Никто не мог сделать прекраснее сей торжественный праздник, чем мой высокородный и всеми любимый шурин, захоти он в этот утренний час дать нам, своим преданным слугам, хотя бы малейший намек касательно того выбора, который сделало его сердце. Давайте поведем речь о достойных выбора. О девице из Беверна, которая вместе с обворожительной матушкой прибыла сюда, хотя после большого пожара ее особенно и принять-то было негде. Ну и что? — скажет недруг. И всего-то на каких-нибудь жалких восемь годочков старше Вашего Величества. Или о принцессе Вюртембергской, которая уже единожды доказала свою любовь к вашему семейству, когда присватывалась к блаженной памяти вашему батюшке, и у которой, сказать по совести, грудь слабовата. Как бы она у нас не раскашлялась во время венчанья! Или княгиня Мекленбург-Грабов, которая, судя по всему, тоже спешит сюда в дорожной карете вместе со своей матушкой. Или прусская принцесса, которая и всего-то на два каких-нибудь сладких годочка старше Вашего Величества, или датская принцесса, тю-тю-тю, птичка наша золотая, она и всего-то на пять годков старше. И все они так и крутятся, так и вертятся, и прихорашиваются, ибо любовь не дает им ни сна ни роздыха.
Королю все это надоело, и он сердито сказал:
— Я разве не говорил сто раз, что до сорока лет мужчине и думать нечего о женитьбе.
Заметив его смущение, герцог подмигнул пажу, что был из трактира мамаши Малин, и еще раз ударил в пол.
— Ну ладно, ладно, его Шведское Величество не желают делить свою славу и любовь своих подданных ни с кем иным, кроме мужской отваги и радости. Посыпь парик табаком! Но будь я первым среди шведов, я бы до смерти напугал всех стариков, пригласив в свою компанию красивейших девушек и красивейших шлюх. Мать вашу! Чтоб они сидели перед нами в седле и чтоб они всегда были при нас, пока петух не прокричит в третий раз. О Боже, если б мне только было дозволено продолжать! Упритесь коленками в деревянные скамьи! Шумите и гремите, стучите и топайте! Боже правый, подайте нам воды! Король у нас занедужил! Воды или вина! Вина! Только вина!