Так и засыпает Моисей с этой мыслью и впервые погружается в глубокий сон без сновидений, и кажется, окружающее безмолвие чутко и щадяще сторожит его сон.
С первыми лучами солнца просыпается от мелкого топота, блеянья, хлопанья пастушьих бичей. В распадке еще темно, безмолвие доносит звуки издалека, как будто стадо и пастухи рядом. Поднявшись на гребень, Моисей видит довольно далеко внизу стадо, идущее по дороге туда же, куда направляется и он. Затем дорога внизу уходит куда-то вправо, исчезают пастухи вместе с овцами, и великолепная синева раннего неба прядает к ногам идущего по гребню. Воздух в эти часы прозрачен, и в дальнем далеке ясно видна зелень оазиса, метелки пальм.
Солнце уже стоит довольно высоко, когда Моисей, увидев с высоты колодец, спускается к нему, с наслаждением пьет из черпака холодную до ломоты в зубах воду, присаживается на камень. Вот и стадо овец в легком облаке пыли, но по закутанным в ткани фигуркам можно определить, что гонят стадо женщины; вот они приближаются, негромко говорят между собой нежно-высокими птичьими голосами, сдерживают рвущихся к воде овец, тонкими, но сильными руками черпают воду и льют в корыта для водопоя. Шум, цоканье, щелканье бичей усиливаются. Только теперь Моисей замечает вынырнувшее из облака пыли еще стадо, то самое, увиденное им с гребня, — это пастухи щелкают бичами, отгоняя первое стадо и женщин от колодца.
Встает Моисей, и оказывается, пастухи эти ниже и мельче его, идёт к ним, внезапно ощутив нечто странное, словно страх перед пространством, тлевший в нем все эти дни бегства, обернулся силой в том измерении, в котором эти человечки кажутся мелкими, суетными, нестрашными. Он поднимает руку, и этого достаточно, чтобы паухи замерли, опустили бичи, как псы поджимают хвосты, отошли вместе с овцами на безопасное расстояние, суеверно глядя на незнакомца, готовые в любой миг обратиться в бегство.
Ощущая на себе быстрые, как вспышки пламени, взгляды женщин из-под платков, Моисей помогает им напоить бестолково лезущих друг на друга, чтоб добраться к корыту с водой, овец. Сверкание глаз выдает совсем не женское, а девичье любопытство, да и движения их еснительно-угловаты и торопливы: скорее угнать стадо в жажде кому-то рассказать о том, что случилось. Моисей возвращается к камню, на котором сидел. И пока он собирает свои бурдюки и вещи, а паухи так и не приближаются к колодцу, ожидая, когда он удалится, прибегает одна из девиц, явно со смелостью дикого животного касается одежды Моисея и, обдав его синью глаз из-под длинных черных юниц смуглого лица, приглашает жестами следовать за ней.