Поездка на осликах — не гонка на колеснице: только к полудню возникает и медленно приближается циклопический дворец с необъятной крышей, поддерживаемой двумя гигантскими сфинксами в тюрбанах. Бессчетное число вечеров провел Моисей на этой крыше, играя в шахматы, сколько шума, восклицаний, смеха неслось с нее в ночь поверх нильских вод, теперь же дворец все так же потрясает своей циклопичностью, но в нем ни души, лишь знакомые, как сохранившееся в душе пространство юности, очертания башен и стены, окольцовывающей дворец и храм, в котором учился Моисей, будоражат память силящимся ожить пепелищем, но вблизи видно, как обветшали стены и карнизы, потускнела бирюза, пообтерлось золото. Нынешнего властителя земли и неба, вероятно, выводит из себя сама мысль, что кто-то правил поднебесной до него и будет властвовать после. Заросли, окружающие зоопарк, наводивший страх на малыша Моисея, стали, кажется, еще гуще, сам зоопарк ныне место общественное, любой может лицезреть всяческих гадов, однако даже поражавшие когда-то своей силой и мерзостью свиноглазые крокодилы как-то обшелушились и словно бы покрылись пылью, попугаи явно охрипли, а яйцеголовая змея Гайя, символ Гора, бога силы и власти, свернулась кольцом, прикрыв круглые свои глаза, и словно окаменела, хотя потомки ее, гаденыши, продолжают шипеть и выбрасывать тонкие вибрирующие жала, но это никого не пугает, лишь вызывает чувство гадливости, и Сепфора спешит покинуть это невыносимо пахнущее животным пометом место.
Уже на выходе они замирают: красноглазый шакал, вытянувшись в струнку на каком-то возвышении, не мигая смотрит сквозь тростники на бескрайнюю ширь Нила, просто исходя воем, и такая в этом вое неизбывная тоска, что сердце замирает в груди и клубок боли подкатывает к горлу.
Ответвление Нила, входящее каналом во дворец, густо заросло высоким тростником. Волна медленно и вяло подкатывает сквозь стволы камышей к самой тропе, по которой они добираются почти до самого заглохшего, некогда полного полощущимися на солнце вымпелами и сверкающими бортами корабликов входа во дворец. Ныне здесь болото, горы мусора, мерзость запустения.
— На это место, где мы стоим, — говорит Моисей, — выходила купаться дочь наместника Амона-Ра на земле, ставшая моей истинной матерью, прекрасная женщина Бития. Где-то здесь, наверное, и поставили злополучную корзину.
— Но ведь у матери твоей не было иного выхода.
— Да, конечно.
— Почему бы тебе не прийти сюда с Мириам, она уж точно знает место…
— Столько лет прошло. У Мириам же слишком буйное воображе ние. Говорит, ребенок излучал сияние и все женщины вокруг охали и ахали. Все ведь гораздо проще: женщины видят корзину, да еще просмоленную, может, в ней драгоценности? Даже дочь повелителя мира страдает любопытством. Раскрыла — видит: ребенок. Женское сердце при виде такого тает, как воск, глаза наполняются слезами. Удивительное чудо — это изначальное женское милосердие: в нем спасение мира.