Пустыня внемлет Богу (Баух) - страница 177

— А-а-а-а, — проносится единым выдохом по залу: еще бы, в этот миг все здесь каменотесы.

— … Лук Его — пламя, стрелы — языки огня, копье — факел, щит — облака, меч — молния. Он сотворяет холмы и горы, покрывает их травами, вносит зародыш в чрево женщины и выносит младенца на белый свет, возносит и свергает царей…

— Ну, хватит, — голос властителя становится неожиданно гнусавым, — все это сказки для детей. Вы же сами сказали, что я — повелитель миров. Так оно и есть. Я сотворил себя и великую, непобедимую страну Кемет. Я сотворил поднебесную реку Нил. Захочу — поверну его течение вспять. Вы боитесь, что бог ваш накажет вас язвой и мечом. Язву я вам обещать не могу, но меч у меня всегда наготове. Вы говорите о трех днях. Я могу это решить в несколько часов, но пошлю ваше племя туда, куда я пожелаю. Например, в южную пустыню — ломать скалы в каменоломнях с помощью вашего бога, рассекающего горы, или в пустыню северную, но в кандалах — добывать медь и бирюзу. Вы испортили мне праздник. Я давно потерял терпение. Вы что, забыли, что вы — рабы, но к тому же неблагодарные и жестоковыйные? Кончайте мутить ваш народ, отвлекать его от работы. Ступайте и благодарите меня, а не вашего бога, что из уважения к сединам вашим тут же не надел на вас оковы и не швырнул в тюремный подвал. Попробуете еще раз прийти — пеняйте на себя.

2. Ночь бдения

К ночи тяжкая весть разносится по низине: властитель Кемет приказал своим производителям работ не выдавать евреям солому для выделки кирпичей, норму же дневную увеличил. Солому придется искать самим.

Еще с утра, когда Моисей лишь собирался во дворец, день обещал быть ветреным. Когда же они возвращались, безмолвные и подавленные, и Аарон, который достойно вел себя перед фараоном, выглядел совсем растерянным, а у старейшин тряслись головы и руки, ветер уже разгулялся вовсю: как пес, завывал и хватал за пятки.

— Нас не тронут, — бодро, не заикаясь сказал Моисей, но никто из бредущих с ним уже не верил ему, и все стали еще усиленней озираться.

Теперь, к ночи, ветер совсем сорвался с цепи, особенно поверху. В низине же он порывами приносит невыносимую смесь запахов пойменной гнили, застойной воды и болот, но еще более невыносимые пригоршни слухов в смеси со всплесками криков, женского плача, истерических причитаний. Слухи возникают неизвестно откуда, стучат дверьми, расшатанными костяками хибар, сочатся сквозь стены, бормочут голосами за пределами любого видимого пространства: отсутствие соломы еще полбеды, а вот кто-то сам видел, как целые вереницы телег едут в сторону низин, ведь фараон слов на ветер — да еще такой остервенелый — не бросает: всех ночью увезут в каменоломни южной пустыни, и тогда выделка кирпичей покажется детской забавой; а хибары сожгут, кстати, давно не было такого ураганного ветра; да что там, уже подожгли с краю — видите языки пламени? Успокойтесь, вовсе это и не пожар: это египетские молодые «волки», ну, сынки зеленщиков и мясников, примчались на своих колесницах, размахивают факелами, вопят в один голос: «Смерть евреям!»