«Сла-а-а-а…» — прошелестело по залу, как будто тысячи языков издалека лижут этот истекающий сладостью торт-дворец.
Следующие за кондитерами поочередно ползуны и лизуны уже явно неинтересны, разве что пара посольских делегаций заморских стран, принесших властителю мира короны от своих царьков. Уж они-то льстить умеют с особым размахом, проистекающим из внутренней ненависти к правителям-чужакам.
Нарастая внутренним волнением, приближается миг, когда Моисей должен выйти и поднять руку.
Взмах жезла. Моисей, Аарон и старейшины, собравшиеся из разных концов зала, останавливаются на почтительном расстоянии от повелителя миров.
Зал замер. Такое бывает, но очень редко: идут в рост и, главное, без подарка.
Кажется, властитель не менее удивлен. Обычно каждая группа объявляет себя. Тут же, не дожидаясь, нетерпеливо спрашивает неожиданно скрипучим невыразительным голосом:
— Кто вы? Ваши имена? — Глаза его мгновенно выделяют Моисея, смотрят на него в упор.
Говорит Аарон, явно с подачи Моисея:
— Мы — Аарон и Моисей, представители евреев. Бог наш призвал нас. Зная доброе сердце повелителя миров, мы просим: отпусти наш народ в пустыню на три дня пути — принести жертву Богу нашему, чтобы не поразил нас язвой или мечом.
Шум и шорох прошел по залу, из всех возможных щелей высунулись хари. Глаза их, подобно подзорным трубам, вылезли из орбит и оцепенели.
Повелитель сегодня явно в шутливом расположении духа, спрашивает:
— Кто ваш бог?
— Бог Израиля.
— Богов Аммона и Моава, богов Сидона знаю. А о вашем боге, как его… Израиля, слыхом не слыхал. Молод он или стар, сколько городов захватил, сколько царьков на колени поставил? Сколько у него колесниц и пехотинцев? Вот у меня колесницы, копьеносцы, лучники, и потому я — бог.
— Сила нашего Бога, — начинает, заикаясь, Моисей, и Аарон подхватывает его слова, — заполняет весь мир. Он был до Сотворения мира и будет после него, Он вдохнул душу во все живое в мире.
— И в меня тоже? — удивился правитель Кемет, и опять глубокий вздох потрясает зал, ибо не знают, смеяться или кричать «позор»: и то и другое в этот миг пахнет смертью, и многие в зале проклинают про себя тот миг, когда любопытство пригнало их во дворец: сейчас бросятся на всех и упекут в тюремные подвалы только за соприсутствие.
— Всех, — выговорил Моисей.
— Ну и как он выглядит, ваш бог, каковы его деяния? — Властитель явно начинает терять терпение.
— Невидим Он и вездесущ, — продолжает Аарон, — сотворил небо и землю. Голос Его подобен языкам пламени — рушит горы, разламывает скалы.
— О, мне очень такой бог нужен, правда, каменотесы?