Пустыня внемлет Богу (Баух) - страница 255

Яхмес исчез.

Никто его не задерживает. За все заплачено.

Призрачной тенью, остро пахнущей смесью блевотины и дерьма, Тамит размазывается по стене и со всех ног срывается в первый попавшийся переулок.

Яхмес пытается сдержать невероятную, распирающую его радость: такая удача. Только за это стоило оставить в живых вонючего пса.

4. Иерихон

Надо добраться до Иерихона. Там у него давний — с тех дней, когда Яхмес был приближенным и доверенным фараона (как это давно было!) — истинный почитатель: начальник крепостной стражи, стерегущей стены, о крепости которых по всему плодородному Полумесяцу ходят легенды. Зовут этого человека Ойнос, и родом он с острова Крит, но всю жизнь связан с Иерихоном ханаанским — городом блуда и всех семи смертных грехов.

Если, по словам незабвенного учителя Итро, страна Кемет — лавка древности, то, по его же словам, Иерихон — лавка мерзости.

С купеческим караваном из Тира в Иерихон Яхмес посылает письмо Ойносу, тот присылает за ним в Мегиддо несколько верховых воинов, и в испепеляющий полдень, закутанные в бурнусы с головы до ног, едут они от великого моря, высоко встающего на западе колыбелью неба цвета серого жемчуга, все глубже погружаясь в котловину, и кажется, великое море за их спинами все более тяжко нависает в небе над ними.

Странное ощущение проживания, вернее, прожигания жизни в этом пространстве слепого жара, белесой гипсовой земли возникает при взгляде на любой мерцающий в мареве соляной столб, и эта, казалось бы, скучная скульптура природы уже обрела вечную привлекательность и проклятость женщины, жены Лота, обернувшейся на обреченный город и обернувшейся соляным столбом.

Явление гибнущего города в этих краях куда как знакомо, и призраки Содома и Гоморры, погруженные в пекло хамсина, колышутся над свинцово-неподвижной тяжестью вод Мертвого моря, к которому, навек опережая любого всадника, несутся своими горбами, подобно стаду верблюдов, горы, внезапно встающие на дыбы и обрывающиеся безмолвным обвалом, и эхо его катится через тысячелетия.

Яхмес с любопытством вглядывается в этот обрыв, чреватый множеством пещер, подземелий, скрытых кладов отошедшей жизни. Словно бы все племена, народы, царства, гонимые по этим верблюжьим холмам и удушающим пропастям несметной конницей деспотизма и беспамятства, на ходу, уже под занесенными мечом, пикой, копытом, впопыхах запихивают самое ценное в кувшины, прячут в пещеры и, ощутив облегчение, умирают — под копытами, колесницами, в безводье, голоде, пекле.

В Иерихон приезжают ночью. Ойнос снял ему комнату в ночлежном доме. Спит городок, погруженный в запахи роскошно-безумных в своем цветении бальзамических растений, индийских цветов и трав, приторно-сладко пахнут эвкалипты, мимозы, магнолии, можно и вовсе одуреть от удушающе тяжкого аромата орхидей — сводящих с ума символов божественного распутства.