Но не было никаких громов и молний, просто пелена спала с глаз и я ощутил всю остроту своего существования.
И вот я среди дорогих наших мертвых предков, повелителей мира, и глаза их неотрывно и навечно устремлены к Солнцу — Амону-Ра.
Как прекрасная страна наша Кемет держится физически на осях колесниц наших, так духовно держится она на оси вечной глаз великих мертвецов наших, протянутой к Солнцу — Амону-Ра.
И одно колесо божественной колесницы — само Солнце, второе — Земля и народ Кемет в кольце власти, отпущенной мне богами.
В полном безмолвии стояли они, великие наши предки, но за ними темной глубью бесконечного стоял некий смысл, захватывающий их и меня целиком, и мы были все единой силой бессмертного действа в сонме богов.
Мне оставалось лишь зачарованно прислушиваться к священным ритмам своей души.
И рядом распахнуто дышала бездна изменения, обновления, посвящения, полного превращения в бога.
Теперь я был свободен, вторично рожден.
Вседозволенность ослепительным крылом опахнула меня.
Отныне гибель людей во имя бога Амона-Ра — священна.
Уничтожение врагов, даже если они еще младенцы, — священно.
Очищение расы и крови от чужеземной примеси — священно.
«Велика опасность чужеземцев, — шептал мне все тот же голос, — особенно хабиру-ибрим с их невидимым богом, воздающим за грехи. Это подобно яду ослабляет глубину веры нашей в священность животных, деревьев, почвы, трав, природы. Они враги наши, ибо не живут естественным инстинктом, а на наших богов смотрят свысока, хотя сами прозябают в нищете и грязи, а значит, и в зависти тайной и жадном желании паразитировать на нас и обкрадывать».
И после этого, обновленный и возрожденный, начал я читать про себя наизусть главу «Восхождение к Свету» из «Книги мертвых», чувствуя, как с каждым словом возвращается ко мне жизненная сила и я медленно и тяжко, но уверенно выхожу из ночного спуска в страну мертвых, как выходят из тьмы и толщи вод многих на берег, ослепляющий ранней зарей — предтечей Солнца — Амона-Ра!..
С этими словами вспыхнули факелы по углам гранитной гробницы, и, после исповеди отца и деда, расслабленный, воистину научившийся дышать сквозь соломинку, витающий, как сомнамбула, Месу видит в какой-то мерцающей дымке сверкающее золотом и драгоценными камнями кресло рядом с гробницей, а в нем старичка, довольно хилого телом и бледного ликом, в одной набедренной повязке и плате, вероятно покрывающем лысину. Показалось даже, что одна рука короче другой и скрючены, будто срослись, пальцы ног.
Но у входа вострубили трубы, слабо доносясь в глубь камня, как сквозь слой воды.