При слабом свете звезд и белесо-латунных отсветах песков блеснула и потемнела приближающаяся полоса, уходящая во мглу. Моисей ощущает под босыми ногами воду, облегченно переводит дыхание: теперь предстоит долго идти по этим мелким водам, нагоняемым в ночь ветром с горьких озер.
Ближе к рассвету, который в густой еще мгле уже ощущается особой тишиной сладкого предрассветного сна всего живого в пустыне и едва уловимым веянием посвежевшего воздуха, Моисей ступает ногами на сухую землю, еще некоторое время идет, затем приникает к земле: запах ее, здесь более скудной травами и влажностью, иной. В проступающих с рассветом контурах окружающего пространства Моисей без особого труда различает на далеком еще расстоянии дерево, обозначенное на схеме Яхмеса.
Но подобраться к нему можно будет лишь ночью, и следует, пока те не совсем рассвело, отыскать укрытие на целый день. Благо здесь же холмы: в них можно отыскать даже небольшую расселину или цель.
Лежит Моисей, отлеживается на животе в такой щели и, всматриваясь в пространство, протирает глаза, ибо оно, колышущееся в жаром мареве, чудится пастью, отделившейся от пустыни, давшей ей жизнь. Став самостоятельным чудищем, пасть эта поглощает дерево, дальние холмы, Моисея, само породившее ее пространство, галлюцинирующе четкие скопления дворцов и пирамид, всю лавку древности, пытающуюся оказать сопротивление этому чудовищному чревоугодию.
Цель этой пасти одна: сжевать все живое, чтобы остались лишь пустота, безопорность, ничто.
Она жует до хруста в скулах, до звона в ушах. Одно спасение: выпить как можно больше воды, хотя в бурдюке ее не так уж много. На самом горизонте виден колодец. Это не мираж, он отмечен на схеме, о смертельно опасно к нему даже приблизиться. В щели все же более прохладно, чем в травах, и Моисей засыпает. И до самых сумерек, услаждая уставшее за ночь перехода тело, снится ему вода, стоячая, проточная, журчащая, беззвучная, сладостно ледяная в горле, прохладно обнимающая при погружении в нее.
Проснувшись уже в темноте, Моисей добирается до дерева, в пяти шагах от него находит замаскированные бурдюки с водой, мешок, в котором еда и даже нож для бритья. Это все Яхмес, дорогой человек. Последняя весточка от него. Знает, как трудно безбородому, а ныне еще и безродному принцу привыкать к бороде.
Слезы наворачиваются на глаза Моисея, навьючивающего на себя весь груз перед еще одним долгим ночным переходом.
3. Лик, отраженный в зеркале воды
Всю ночь медленно, но упорно ощущается подъем. Моисей идет, ориентируясь по схеме и звездам, за время побега он обрел в том значительный опыт. Да и чувствует он себя спокойнее: до этих мест меджаи не доходят, ибо здесь глухая, испепеляющая днем и леденящая ночью пустыня, проходят лишь купеческие караваны, а одинокий человек обречен на гибель.