Обезумевший от ненависти Вексин направил дуло пистолета в живот ненавистного врага, но выстрелить не успел. Один из товарищей Сержа точным ударом выбил оружие из рук штабиста. Будущих дуэлянтов тут же развели их друзья.
– Учти, – говорил Сержу Штромберг по дороге на улицу, – я стреляюсь с мерзавцем сразу после тебя. Поэтому не вздумай убивать его. Оставь мне хоть что-нибудь на поживу. Если ты шлепнешь дурака, я тебя самого тогда вызову.
– Извини, дружище, но я вообще с ним второй раз стреляться не стану, – отвечал взбешенный Серж, – а просто заколю его, как свинью.
Неожиданно для себя Серж оказался за решеткой. Арест стал для него полной неожиданностью. За ним пришли ночью. Влюбленные проснулись от настойчивого стука в дверь. В ответ на свой недовольный окрик Серж неожиданно услышал:
– Откройте! Полиция.
Небольшая прихожая мгновенно заполнилась городовыми и околоточными полицейскими чинами, голубыми жандармскими шинелями, какими-то штатскими… Чинно вошел товарищ (заместитель) прокурора петербургского окружного суда, за ним – пристав с помощником. Оказались здесь и два гостиничных служителя.
Еще до конца не проснувшись, молодой человек растерялся. От этих внезапно ворвавшихся в его дом людей исходил сильный запах армейской кожи, табака, оружейной смазки. А еще от них веяло явной опасностью – враждебной силой. За спиной юноши, позвякивая амуницией, перешептывались квартальные. Серж чувствовал себя пленником, которого внезапно атаковавший противник оставил в живых лишь для допроса. Пока его мозг еще окончательно не пробудился, инстинкт запечатал его уста.
– Вы будете поручик лейб-гвардии гродненского гусарского полка Сергей Николаевич Карпович? – чрезвычайно официальным тоном обратился к полуодетому молодому человеку товарищ прокурора.
Это был тучный человек с полным бритым лицом и замедленными движениями – очень барственной наружности. Он казался даже сердитым, хотя давно перестал чувствовать что-либо на службе.
– Ну-с, отчего же вы молчите, сударь? Извольте отвечать, – проговорил усатый жандармский штабе-капитан весьма бравого вида.
Он получал явное удовольствие, созерцая испуганного молодого человека. Усачу особенно приятно было, что перед ним гвардеец, «белая кость». В обществе многие не любили жандармов, бранили их службу, а их самих называли доносчиками. Офицеры гвардии, напротив, были овеяны ореолом славы. Поэтому офицеры привилегированных полков обычно свысока поглядывали на коллег из жандармского корпуса. И уж совсем нечасто жандармам выпадал случай оказаться над кем-то из этих снобов. Да и вся эта история распыляла воображение штабс-капитана. Он не сомневался, что здесь замешана женщина.