И по привычке находить в плохом хорошее, Соболевский подумал, что сейчас у него появился реальный шанс подчинить себе Лельку, единственное, что неподвластно ему на белом свете. Она оказалась брошенной, отставленной любовницей, не нужной тому, в кого была влюблена. И посему оказалась слабой, беззащитной, несчастной бабой. И кто же ее утешит, как не он? Но на этом ее зомбирующая власть над ним кончилась! Идя к женщине, не забудь взять плетку, так, что ли, говорил Заратустра? Что-то в этом роде.
Отныне он в доме хозяин!
Это если она осталась в нем хозяйкой, испуганно поправил он себя. А ну как уедет с ним, с гонщиком? Или за ним? С нее ведь и это станется!
Лимузин подкатил к особняку. Олигарх с облегчением увидел в окнах ее спальни приглушенный свет.
Он не зашел к ней. Побоялся спугнуть, сделать больно, сыпануть соль на свежие раны или не сдержаться самому… Лишь следующим вечером, когда Калашников уже был во Франции, он открыл двери ее спальни. Открыл и молча остановился на пороге.
Эта его предусмотрительная осторожность всегда выводила Олесю из себя, но сейчас она была, пожалуй, проявлением некой деликатности. Женщина оторвала глаза от книги, которую все пыталась читать и никак не могла осилить даже страницу.
— Ну и что ты пришел? — спросила она, хотя и он знал, что она не ждет ответа, и она знала, зачем он пришел. И никаких пояснений это не требовало… Требовалось лишь ее решение: да или нет. Она еще чуть помедлила и сказала: — Ну чего стоишь-то? Заходи, раз пришел…
Глава 20
ПРОЩАЙ, НЕИЗВЕСТНАЯ БЛОНДИНА!
Воскресным утром Турецкий валялся в постели среди вороха старых газет. Ирина хлопотала на кухне, оттуда доносился запах любимых всем семейством блинчиков.
— Турецкий, ты вообще дома или где? — Жена стояла на пороге, сердито оглядывая творческий беспорядок.
— Или где… — меланхолично ответил тот.
— Я могу хоть в выходной день увидеть твои глаза?
— Мои глаза… — машинально вторил Турецкий, переворачивая газетную страницу.
— Я думала, ты встал, заправил постель, сделал зарядку… Нет, это вообще ни в какие ворота…
— Ворота… Ириша, мне не десять лет, ты путаешь меня с Ниночкой…
Александр неожиданно вскочил, схватил жену в охапку, сделав страшные глаза.
— Ты хотела видеть эти глаза? Смотри, несчастная! Молилась ли ты утром? Прихорашивалась ли? Испекла ли блинчиков? Что ты сделала для мужа, женщина?! Отвечай своему господину!
Ирина завизжала, отбиваясь.
— А ты? А ты? Съездил со мной на рынок? Купил продуктов? Что ты сделал для семьи, несчастье мое?
— Я полагаю, торг здесь неуместен, — с достоинством ответил Александр, не выпуская жену, целуя аккуратный, прямой нос. — Между прочим, Ириша, у тебя есть мужезаменитель.