Конец субботы и весь воскресный день прошли для сотрудников оперативно-следственной группы в стремительном темпе. Их никто из городского руководства ни о чем не спрашивал и тем самым никто не мешал работать.
Гордеев, перебравшийся в редакцию «Новостей», вел бесконечный прием посетителей. Возле медленно сокращавшейся очереди с индифферентным выражением на бесстрастных лицах прохаживались двое-трое милиционеров, якобы наблюдавших за порядком. Но они тоже ни во что не вмешивались. Видно, такое указание получили — только от кого? Наверняка от самого главы городской администрации. На вопросы, чего вы тут, парни, делаете, не отвечали. Странная такая охрана.
А может, они просто тайно фиксировали жалобщиков, чтобы позже, когда уедут московские следователи, показать строптивым жителям кузькину мать? Ничего нельзя было исключить. Именно поэтому Юрий Петрович просил всех и каждого быть предельно внимательными и осторожными с представителями власти. Не перечить им в мелочах, не нарываться на скандалы, не провоцировать жестких ответных действий. Его слушались и подчинялись, хотя глаза многих горели острым желанием высказать в адрес правоохранителей все, что народ о них думает. Но... нельзя — значит нельзя.
А один из клиентов даже заставил Гордеева внутренне рассмеяться. Это был хозяин того клуба, где происходила зачистка, Самвел Манасян — невысокий, рыжий и с висящим крупным носом. Он сам не пострадал. Не понесло убытков и его помещение — в нем ведь не только дискотека была, но и казино, куда милиция вообще не заглядывала. Еще кое-какие иные приятные вещи имели место быть, вроде небольших кабинетов, которые обслуживались из буфета и где щедрый клиент мог даже провести некоторое время с понравившейся женщиной. Исключительно для узкого круга людей.
Но этот Самвел, оказывается, был до глубины своей темпераментной, горячей кавказской души потрясен и разгневан бесчинствами милицейских молодчиков. Они, по его словам, живо напомнили ему «азеров», которые поломали его жизнь в родной Нахичевани и из-за чего он, собственно, вынужден был покинуть свою прекрасную родину и уехать в гостеприимную Россию. Так он думал. И ругался, во всяком случае, Самвел с большим мастерством, очень рассчитывая на то, что московский адвокат защитит его честь и человеческое достоинство, а городская власть оплатит ему моральный ущерб — пусть даже небольшой, его устроило бы само признание этого факта.
— Посмотрим, — с нескрываемой улыбкой сказал Гордеев, — как вообще дело обернется.
— Ты постарайся, слушай, а? — посоветовал Сам- вел. — Я тоже в долгу не останусь.