— Ты не можешь говорить это серьезно. — Она едва не задохнулась. — Если ты не хочешь моей помощи, зачем сказал Магнусу, что мы помолвлены?
— Ты так же хорошо, как и я, знаешь, зачем я это сделал, — фыркнул Лахлан. — Я не хотел видеть, что ты выходишь замуж за Магнуса. Быть может, я поторопился высказаться, и ты предпочла бы его мне?
Эванджелина покачала годовой.
— Я так и думал, — презрительно сказал он. — Итак, вероятно, я должен сказать, чего хочу от тебя. Начнем с того, что я хочу, чтобы ты была у меня в постели.
Под меховыми накидками его ладонь легла ей на живот, и Эванджелина была уверена, что он почувствовал ее неистовую дрожь.
— Успокойся, Эви. Я не буду торопиться. Я знаю, что ты невинна.
Невинна? Хорошо, что Лахлан так думал. Он не будет требовать больше, чем она согласна ему дать, — во всяком случае, пока не будет. Радуясь отсрочке, Эванджелина не сразу осознала, что Лахлан продолжает говорить, перечисляя длинный список ее обязанностей как жены.
— …следить за слугами и управлять дворцом. Контролировать приготовление еды и организовывать праздники…
— У меня нет времени на подобные занятия, — засмеялась Эванджелина. — Нужно заново определить количество слуг, а я должна продолжать обучение и оттачивать свое искусство магии, не говоря уже о том, что обязана посещать Совет справедливых.
Лахлан громко расхохотался.
— Я не понаслышке знаю о твоей магии и могу сказать, что тебе ее вполне достаточно. А по поводу Совета справедливых, то там требуется мое присутствие, а не твое.
— А теперь послушай меня. Я…
Ее слова перешли в испуганный крик, когда она, желая возразить ему, соскользнула с коня.
Эванджелина замычала от боли, когда Лахлан поймал ее за руку и, рывком подняв на лошадь, усадил к себе на колени.
— Милая, тебе следует сдерживать свой норов. Это еще одна вещь, которой тебе следует научиться, кроме того, чтобы повиноваться мне.
— Ты не можешь на самом деле верить, что я…
— Ты ошибаешься, Эви. — Он, как ребенка, поднял ее и заключил в объятия. — Я на самом деле верю, что ты будешь повиноваться мне. Честно говоря, я требую этого от тебя.
— Требуешь? Ты полагаешь…
Он прекратил ее возмущенный протест страстным, лишающим разума поцелуем.
Лахлану ничего не хотелось так, как показать своей красавице жене, чего именно он хочет от нее, но он все же заставил себя оторваться от ее губ и убрал с ее лица прядь волос.
Лахлан понимал, что гнев Эванджелины происходит из страха. Ей было страшно без магии, она была напугана своей неспособностью контролировать все и всех вокруг себя. Лахлан почувствовал угрызения совести за то, что собирался сделать, но, в конце концов, это было для ее же собственного блага — для их блага. Если они хотят, чтобы их брак удался, Эванджелина должна научиться доверять ему, полагаться на него.