— Вежбинский Вальдемар. Замминистра внешней торговли...
Вот так так!
Мои данные на всякий случай записали. Но уехала я не сразу. Хотелось разузнать насчет технической стороны аварии. Капрал, которого звали Роберт Гурский, сжалился надо мной и вручил бумажку с номером телефона. Мол, позвоните, и вам все сообщат. Бумажку я припрятала в надежное местечко.
Когда через несколько часов я ехала обратно по той же трассе, от автокатастрофы не осталось и следа. Дерево-то не очень пострадало, а мелкие обломки затерялись в высокой траве.
Любезность Гурского вышла ему боком. Я звонила ему и звонила, пока не добилась-таки своего. В общем, не прошло и двух дней, как капрал лично меня проинформировал:
— Колесо лопнуло. Правое переднее колесо. В крови алкоголь. Небось ехал зигзагами и на каком-нибудь сломанном дорожном столбике пропорол шину. Машину снесло с шоссе и перекинуло через кювет. На пути оказалось дерево. Автомобиль загорелся и должен был взорваться.
— Ага, посулил только, — буркнула я под нос.
— Это официальное заключение, — сухо добавил капрал.
Интересно. А то я уже была готова поблагодарить и положить трубку.
— Ну и... — сладко промурлыкала я, буквально умирая от любопытства.
— А разве я что-то сказал? Эксперты вынесли заключение — и привет, кисонька.
— Это кто кисонька? Я?!
— Нет-нет, это я так, к слову. Извините, пожалуйста.
— Ладно уж. Так как насчет неофициального заключения? К кому мне обратиться?
— Ни к кому. Ко мне, в крайнем случае. Не знаю, в курсе ли вы, но это мой домашний номер.
Я едва не подпрыгнула от радости. Капрал разговаривал со мной до того необычно, что во мне уже пышным цветом расцветала надежда. А как насчет разглашения служебных тайн? Если хорошенько постараться...
— А не заглянуть ли мне к вам на огонек? — спросила я сладким-пресладким голоском.
— Прямо сейчас?
— А почему бы нет? Судя по номеру телефона, вы живете где-то в Мокотове?
— Так точно. На Селецкой.
— Через пять минут я у вас.
— Ладно. Только ненадолго. То есть, прошу прощения... не хочу показаться невежливым, но мне с утра на службу.
Ровнехонько через шесть минут я уже звонила в дверь его квартиры.
Квартира Гурского в точности походила на ту, от которой я тысячу лет тому назад нашла мужество отказаться, решив, что с двумя детьми и мужем там просто не помещусь. С той лишь разницей, что та квартира была двухкомнатная, а эта — на полкомнаты меньше. Полторы комнаты и кухня. Если, конечно, эти кроличьи клетушки можно назвать комнатами.
Гурский принял меня на уровне. На кухне шумел чайник, кофейные чашки уже стояли наготове. Как и кофе.