— Вам было известно о его отношениях с Лилиан Хоукинс?
Он ответил, что нет — ведь так оно и было.
— Вы ее знали?
— Только в лицо. Несколько раз она заходила ко мне в мастерскую.
— Мне представляется, что вы с сыном были большими друзьями?
Что на это скажешь? Дейв подтвердил. Он в это свято верил — вплоть до прошлой ночи, хотя и до сих пор цепляется за эту веру. Один из собеседников, высокий и тощий, смахивал скорее на молодого гарвардского профессора, чем на репортера; он пристально изучал Гэллоуэя, и это было неприятно. Он не задал еще ни одного вопроса, но тут вступил в разговор, заметив:
— В общем, вы были для сына и отцом, и матерью.
— Я делал, что мог.
— Вам никогда не приходило в голову снова жениться, чтобы создать мальчику нормальную жизнь?
Гэллоуэй покраснел и почувствовал, как краснеет, и от этого ему сделалось совсем тошно. Не задумываясь, он выпалил:
— Нет.
Журналист, словно следуя продуманному плану, неумолимо продолжал:
— А вы не ревновали его?
— Я? Ревновал? — переспросил Дейв.
— Если бы он попросил у вас разрешения жениться на Лилиан Хоукинс, как бы вы к этому отнеслись?
— Не знаю.
— Разрешили бы?
— Наверно, да.
— Охотно или скрепя сердце?
Толстяк, который приехал первым, легонько толкнул коллегу локтем, и тот пошел на попятный:
— Простите мою настойчивость, но, видите ли, меня больше всего интересует человеческий аспект.
В этот момент эвертонская команда, должно быть, забила мяч: восторженный рев не смолкал несколько минут.
— От кого вы узнали о случившемся?
— Мне сказали в полиции. Сперва они попытались связаться со мной по телефону. Телефон внизу, в мастерской.
Об этом Дейв готов был рассказать поподробнее. Это давало облегчение. Он принялся объяснять, тратя много лишних слов, как ему пришлось обойти вокруг дома, чтобы попасть в мастерскую, и как двое полицейских, оба в форме, вдруг вышли из машины, прочли на вывеске его фамилию и сверились с блокнотом.
— Вы еще ни о чем не подозревали?
Журналисты вполголоса посовещались, и фотограф спросил:
— Вас не затруднит попозировать в мастерской?
Дейв согласился, опять-таки ради Бена. Было немного стыдно играть навязанную ему роль, но он и не на то пошел бы, лишь бы завоевать их симпатии.
Они гуськом спустились, и тут Дейв вспомнил, что забыл ключ от мастерской; пришлось вернуться. Журналисты накурили в квартире, и пахло в ней не так, как раньше: она казалась чужой.
Только теперь, шаря взглядом в поисках ключа, Дейв понял, что с той, прежней жизнью покончено навеки, и никогда им с Беном уже не жить в этих стенах так, как раньше.