Ивчиков. Только щипани меня еще разок… в бок.
Колобашкин толкает его.
Ай! (Почти рыдая) Это правда!.. Колобашкин. Итак, зачем мне нужен ты? Отвечаю: МАДАФ работает от мыслей. Я зол, я пуст, во мне что? Насмешник, демон-отрицатель! А это неплодотворно. В результате моих мыслишек МАДАФ несет сплошную чепуху о чувихах и домработницах Сократа… Ты добр. Ты возвышен. Ты историк. Ты чуешь материал. Ты можешь родить вдохновенную мысль. Мы перенесемся в события удивительные и прекрасные. Мы их запишем. Нас поставят все театры мира. Ура… Итак, сегодня ночью… (Почти поет) Ты попробуешь родить мне мысль.
Дикий грохот.
Не обращай внимания. При выключении мы попадаем в замок герцога Бургундского… У него сейчас упала лата…
Ивчиков (шепчет). Это правда.
Колобашкин. А теперь — баиньки. Пуск в три ночи. Надо выспаться. Кроме того, перед пуском мы отправимся на пару часиков в Дом ученых.
Ивчиков. Зачем?
Колобашкин (завозился среди проволочек). Я приглашен на юбилей. Но, главное… мне почему-то кажется… что там будет ОНА.
Ивчиков. Кто? Она?
Колобашкин. Ну… ну… Я знаю, ты готов в нее влюбиться. А тебе так не хватает влюбленности… Для окончательной возвышенности и вдохновения… А бабец она — что надо.
Ивчиков. Я прошу не сметь…
Колобашкин. Обиделся, обиделся, Геродот.
Ивчиков. Я никак не могу понять… Кто вы такой?
Колобашкин. В каком смысле?
Ивчиков. Человек или…
Колобашкин. Животное? (Засмеялся.) Ни то, ни другое. Точнее, и то и другое. Я — кентавр.
Дом ученых. Слева — раздевалка. Зеркало. Наброшены пальто прямо на барьер. Входят Ивчиков и Колобашкин
Колобашкин (читает объявление). «Юбилей — на втором этаже. Вешалки нет. Плащи бросаем здесь, по-студенчески». (Огляделся.) Как все демократично. О юбилей! Как отдохнуть душой сотруднику журнала Колобашкину? Это сказать несколько слов о юбиляре. Я в упоении. Я хочу тяпнуть речь. Я позволю себе сделать это! (Встает в позу) Редактор Зенин талантлив. Но он не любит скрывать этого, он открытая душа! Поэтому ему нравится, когда иные говорят о нем вслух, нелицеприятно, искренне: «Та-лант-лив!» Редактор — эпикуреец! Любвеобилен! Здесь сказывается широта его интересов. И кроме того, он — принципиальный человек! Да, во все времена он был таким принципиальным, вернее, настолько принципиальным… что во все времена ему было еще и хорошо! Чувство меры! С этим рождаются. Он родился именно с этим. А кроме того — отважен. Как он отважно и разоблачительно мыслит. Особенно в области прошлого. Я порой спрашиваю себя: «Колобашкин, сколь отважным ты хотел бы быть?» И отвечаю неизменно: «Я хотел бы быть столь отважным, сколь Вениамин Александрович Зенин — потом!»