— Скажи, а почему ты ехал на такой странной машине? — спросила Анастасия. — Помнится, раньше все французские предпочитал. На «рено», кажется, меня возил…
— А я специально «восьмерку» одолжил, чтобы тебя стукнуть.
— Караулил, значит? Все подстроено?
— Ну да!
Она засмеялась и швырнула в него подушкой, встала, подошла к окну. Потом спросила еще:
— А что это за квартира?
— Твоя, — сказал Леонид.
— То есть как это?!
— Очень даже просто. Я ее купил, чтобы мы не шлялись по гостиницам, а чувствовали себя тут дома. Квартира эта — твоя, — снова повторил он. — Куплена на мое имя, но я уже оформил дарственную… Я, конечно, не олигарх, но кое-что могу для тебя сделать…
И они снова упали в постель.
Через полчаса он закурил первую за эту ночь си-гарту и, все еще тяжело дыша, сказал:
— Я хочу уйти от Степана. И тебя с собой забрать.
— Как это? — Она спросила машинально, даже несколько отрешенно.
Леонид испытующе смотрел на нее. Не поняла или сделала вид, что не поняла?
— Мне осточертело это СТВ. Хочу слинять куда-нибудь. У меня сейчас знаешь какой рейтинг? Любая западная компания с руками оторвет. Или даже без рук.
— Но почему?! — Она в самом деле не понимала. — У тебя же все отлично. Ты делаешь прекрасную программу. Я знаю, что у Степана канал — не самый блестящий, но твоя передача — вне конкуренции. Это, если хочешь, даже документальные фильмы. Я тебе признаюсь… плакала несколько раз, когда ты наших мальчиков в Чечне показывал.
— В том-то и дело, — зло сказал Кондрашин. — Не хочу больше.
— Объясни же наконец!
— Это госзаказ, понимаешь? Я только делаю вид, что свободен. И Степа твой — такой же вид делает. Мы все там на привязи. Свобода определяется длиной цепи. Завтра скажут — снова начнем чеченских бандитов возвеличивать. Тьфу!
— Ты говоришь ужасные вещи, Леня! Неужели то, что ты снимал, — это неправда?! — Она прижала свои изящные руки к высокой груди, и Леонид на мгновение забыл о своем ожесточении, залюбовался ею подумал: «Только это настоящее, все остальное — неправда, все ложь». Он положил голову ей на колени, и она стала тихонько целовать его висок, как это делала раньше: — Милый мой, любимый, единственный, что с тобой? Как тебе помочь?
Боже мой, эта несчастная женщина предлагает ему помощь! Нет, это уже было выше его сил.
— Это я, я хочу тебе помочь, понимаешь?! — закричал Кондрашин. — Давай уйдем, я прошу тебя, ты — от своего олигарха, я — с телевидения, давай сбежим, а?
— Куда?
— Я не знаю, — прошептал он и снова уткнулся ей в колени.
Денис продолжал в перерывах между медитациями консультировать сокамерников по всяким мелким тюремным вопросам. В другие времена он бы здорово посмеялся над такой парадоксальной ситуацией: частный сыщик, явно находящийся, так сказать, по другую сторону баррикад, да еще племянник начальника МУРа, советует отпетым уркам, как им жить в тюрьме с максимальной выгодой для себя, не вступая при этом в антагонизм с администрацией.