Лишь когда немец опустит лестницу, а пленный выберется наверх и станет вровень с ним, лишь тогда часовой будет в боевой готовности, настороженный и напряжённый. Секунд через сорок.
И они надеялись украсть эти сорок секунд, навалившись на фашиста уже на первой, в крайности на второй!
Но для того, чтобы осуществить задуманное (сорок секунд для солдата — целая вечность!), надо было загодя преодолеть три метра, отделявших пол подземелья от люка, для того, чтобы как только часовой откинет левую створку, нападавшему оставалось лишь распрямиться и оказаться вровень с немцем. Правую створку Крапович должен был мгновенно откинуть сам. Ну, а дальше... Дальше загадывать не приходилось: начинал действовать другой фактор — звуковой. Первый же удар должен был быть такой силы, чтобы фашист сразу «отключился». Это представлялось делом довольно сомнительным, поскольку тот, кто бил, должен был сделать это, балансируя на плечах товарища. А продолжительная борьба — всегда риск поднять шум. Поэтому Чёрный предложил Краповичу просто «дёрнуть» немца вниз, а он уже встретит добычу, как подобает. Подземелье же приглушит крики.
— Главное — синхронность, — неустанно напоминал запыхавшийся Смага.
И теперь, за миг до решающей минуты, карабкаясь на плечи Смаги, Крапович снова и снова повторял себе это слово — синхронность. Он скрючился на плечах Смаги, держась обеими руками за его голову, и тихо подал голос: «Пусти в клозет...»
Звонко и часто бились их сердца в эти секунды, казалось, сейчас их услышит часовой и отбросит крышку. Они замерли...
Считанные минуты оставались до начала решающей фазы операции.
«Вот и всё. У меня нет права на ошибку. Я старался просчитать все варианты, да их и не так уж много... выбор невелик. Всё должно получиться. Удастся ли сберечь людей? Вера в собственную непогрешимость — плохой советчик. Преувеличиваешь, Павел. Ты уже давно убедился, что никогда не действуешь наобум, геройствуя понапрасну. Да и бойцы твои люди зрелые и неглупые, зря рисковать не любят, ты же сам людей подбирал...»
Десятки опасных рейдов, множество загадок, раздумий, находок, горестей, радостей, страхов. Всё это называется опытом. А опыт — не что иное, как противовес, умение трезво оценить обстановку. Сколько было таких случаев, когда ожидание выгрызало душу до донышка, когда до боли хотелось пойти в лобовую атаку и сойтись в тяжёлой, смертельно опасной схватке! Каждый раз, когда Щербо вырывался из этого мрака неопределенности, — как-то особенно переживал радость возвращения.
«Ладно, бросай философствовать! План продуман. Задача группе поставлена. Время выступать».